Рыжая на откуп

Рууд Рин

В конце коридора у широкого окна стоит Карн и с сахарной улыбкой беседует со старшекурсницей, которая с пунцовым смущением на щечках накручивает локон на указательный палец. Ревность когтями впивается в глухо стучащее сердце, и я разворачиваюсь в другую сторону. Не буду мешать заигрываниям Лесного Божества и тихо, но гордо уйду.

— Рыжая! — меня догоняет негодующий возглас Карна.

Оглядываюсь, ускоряю шаг и врезаюсь во зло рыкнувшего амбала в маленьком, не по размеру для широких плеч, пиджаке.

— Смотри,

куда прешь, цыпленочек.

— Цыпленочек у тебя в штанишках, — Карн берет меня под руку и хмуро смотрит в лицо парня, в чьих глазах промелькнула тень стыда. — Дорогу уступи.

Великан молча отходит в сторонку, и Карнон ведет меня, как юную герцогиню, мимо притихших студентов.

— Да ты прямо рыцарь в сияющих доспехах, — покрепче перехватываю ремень рюкзака на плече.

— Ты лучше мне скажи, Рыжая, почему Агатес вернулся от тебя сам не свой? — сердито шепчет Карн на ухо, интимно наклонившись ко мне. — Ты ему опять не дала?

— Дала, — честно признаюсь и краснею до кончиков ушей.

А затем утягиваю парня в закуток у лестницы.

— Наш татуированный старичок влюбился в меня, — вглядываюсь в изумленные глаза Божества и выуживаю из-под ворота блузы амулет из горного хрусталя, крепко обмотанного тонким кожаным шнурком. — Только вот он не готов терпеть тебя в соперниках и страдать от чувств к рыжей стерве.

— Я ему не соперник, — Карн в задумчивости касается стекляшки, вибрирующей теплыми всполохами.

Дыхание перехватывает от досады. Голос у Божества равнодушный и пустой.

— Карн, — открыто и смело гляжу в изумрудные глаза. — Он и мне предлагал избавиться от чувств к тебе… И к нему… — зажмуриваюсь. — Но я отказалась, и теперь я влюбленная в двух подлецов идиотка.

— Мне жаль, — отвечает Божество и хитро улыбается. — Наверное.

Больно. Не знаю, на что я надеялась, но не на глумливую усмешку и холодный огонь в жестоких зеленых глазах. Карн мог хотя бы для приличия опешить и смутиться, а тут лишь безжалостное любопытство, словно он смотрит на жалкого таракана в ладонях.

— Это не опасно для Агатеса, — я давлю желание расплакаться перед парнем, — отрывать от себя кусок души?

— Да разве это кусок? — Карн разочарованно щелкает языком. — Так, искра, которая за несколько дней восстановится.

— Ты же сказал, что он сам не свой, — хмурюсь и покусываю губы.

— Если проблема в амулете, то сегодня-завтра он уже будет прежним, — парень приободряюще улыбается. — Другое дело, если бы ты капризничала и отказывала ему в близости. Я думаю, что его нервируют фригидные дамочки, на которых у него стояк. Это сильно бьет по самооценке.

— Ты всегда был таким мудаком, Карн? — я прячу амулет под ворот.

— Зачем ты его хранишь? — Божество игнорирует мой вопрос.

— Потому что эта искра — настоящее сокровище, — блекло отвечаю я и приглаживаю льняную рубашку на груди Карна. — Для

меня, но не для вас. И это грустно.

— Мне всегда нравилась в людях эта наивность, — парень беззаботно смеется. — Придавать смысл быстротечным и переменчивым чувствам. Вы за свою короткую жизнь влюбляетесь десятки раз и возводите якобы любовь в абсолют. Вы не умеете любить, вы только притворяетесь.

— Мне тоже нравится идея о великой и вечной любви, — печально улыбаюсь и кладу руки на плечи Карна, — но лишь в теории, потому что бесконечно влюбленные страдальцы делают другим больно. Они считают себя особенными, а значит и чувства у них исключительные, и все должны ходить перед ними на цырлах и восторгаться их трагедией.

— Тебе просто обидно, что тебя никто так не полюбит, — цинично ухмыляется Божество.

— Не хочу, чтобы меня так любили, — мои глаза задумчиво скользят по его лицу. — Я бы не желала того, чтобы после моей смерти кто-то веками страдал. Это эгоистично, а любовь не такая. Да, она делает больно, но потом затухает и вновь возгорается.

Мы минуту молчим, глядя друг другу в глаза. Вижу, что Божество со мной не согласно и сердится. Сердится, потому что я никогда его не пойму и не смогу познать прелести вечного отчаяния. Я в силах пережить скорбь, безответную любовь и сделать следующий шаг. Возможно, Карн сам желал того, чтобы его любили вечно. Как Божеству обидно, что его милая пастушка в новых жизнях, если, конечно, верить в реинкарнации, любила и будет любить других! Интересно, искал ли кудрявый олененок Жули? Хотя как бы он ее отыскал, если привязан к Источнику?

— Мерзавка, — хрипит Карн.

— А ты не читай чужие мысли, — отступаю на шаг. — Это невежливо.

— Вот тебе задание на всю твою поганую жизнь, — Божество в ярости приближается ко мне и злобно шипит. — Отыщи Жули, кем бы она ни была.

— Ты в своем уме? — возмущенно вскрикиваю. — Как я тебе мертвую бывшую отыщу? Я вообще не верю в перерождение душ! В моей картине мира человек — космическая пыль!

— Не мои проблемы, — скалится в улыбке беспринципное Божество. — В твоей картине мире — бесплодная сука с гнилым чревом никогда бы не понесла, и ты бы не появилась на свет. До смерти будешь скитаться по свету.

— Имей совесть, Карн, — из-за угла выныривает Агатес. — Даже мне не под силу твои хотелки исполнить. Она девка, конечно, тупая, раз не держит мысли в узде перед древним капризным духом, но и ты не лучше. Мертвых не вернуть.

Хрусталь под блузкой солнечным камнем греет кожу, и я несдержанно и истерично хлюпаю носом. Как школьница, которой отказал старшеклассник в чувствах.

— И камушек отдай, — Агатес требовательно протягивает руку.

В глазах горит недобрый огонь и решительность, и я понимаю, что милая цацка будет раскрошена, как только попадет в лапы бесчувственного кудесника.