Рыжая на откуп
Шрифт:
— Привет, — сипло приветствую Колдуна и прочищаю горло от предательской хрипотцы. — Чего тебе?
— Решил проведать и убедиться, что ты в порядке, — сухо отвечает Агатес.
— У меня все замечательно, — нервно хихикаю и с хрустом кусаю сочную и сладкую морковь.
Агатес молчит под мое чавканье. Как бы его выгнать, чтобы он ничего не заподозрил? Пусть лицо у Колудна спокойное и бесстрастное, но он тревожится. Тревожится, потому что думает, что полезу в петлю из-за разбитого сердца.
— А амулет?
— А
Вопрос закономерен, потому что мой шарфик нелеп, а в сердце Агатеса вновь проснулась ко мне симпатия, как только он меня увидел.
— Я могу взглянуть на амулет?
— Нет.
— Почему? — осторожно уточняет Агатес и хмурится.
— Потому что это неприлично.
Колдун в полном недоумении от моего ответа.
— Мы расстались, — робко поясняю я и проглатываю морковную кашицу.
Слабая попытка оправдаться не удовлетворяет Агатеса и он делает ко мне шаг. Бесшумный, медленный и выжидающий, как у хищника. Из-под ворота куртки выглядывает Чуба, и Колдун щелкает пальцами по хелицерам. Демон с обиженным скрипом прячется обратно. Молчание прерывается писком таймера, и я хватаюсь за спасительную соломинку. Отворачиваюсь к плите и выключаю с щелчком огонь под кастрюлькой с рагу.
— Рыжая, — шепчет в затылок Агатес.
— Уходи, — сипло отзываюсь и закрываю глаза.
— Что ты скрываешь?
— Чего ты ко мне пристал? — разворачиваюсь к Колдуну и сердито вглядываюсь в его лицо. — Что у вас, мужиков, за привычка кинуть, а потом жизнь портить? У меня все хорошо. Вешаться из-за вас в мои планы не входит!
За гневными претензиями не замечаю, как полотенце сползает и падает на пол. Лишь по удивленным глазам, что уставились на шею, понимаю, что один из моих секретов раскрыт.
— Как… — Агатес смотрит мне в глаза. — Рыжая, что это?
— Я не знаю, — я готова расплакаться и торопливо шепчу. — Лягушка… Пруд… А затем куча лягушек… и… и… что-то там про любовь… а потом… потом два мужика целуются…
— Что? Какие два мужика?
— Их подослал ко мне Висельник., чтобы они… — тут до меня доходит, чем мне грозила встреча с влюбленными незнакомцами, и я всхлипываю, пряча лицо в ладонях.
— Вот мудак, — рычит Колдун и в грозном молчании выходит из кухни, сжимая кулаки.
Испуганно гляжу ему вслед. Агатес с громким стуком захлопывает за собой дверь, растворяясь в тенях, и на столе в пакете с овощными очистками скрипит Чуба:
— Вкусно пахнет, — и жалобно смотрит всеми четырьмя парами глаз, прямо в душу.
Необычно и неловко ужинать вместе с демоном, который копошится в миске и жадно поглощает рагу. Я знаю, что у пауков особое строение пищеварительной системы, но Чубе, похоже, начхать на то, что он должен кушать иначе. Да и кто я такая, чтобы указывать потустороннему существу?
Чуба выползает из миски и сосредоточенно чистит передние лапки
— Мой план великой мести провалился.
— В каком смысле?
— Колдун и Олень в курсе.
— В курсе чего? — тихо спрашиваю я и откладываю ложку в сторону.
— А ты как думаешь? — недовольно шелестит паук. — И мне таки знатно влетело. Мое рабство продлили еще на тысячу лет и отменили сладкое по воскресеньям. Жестокий и беспринципный узурпатор.
Икаю и прикладываюсь к стакану с водой, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле. Если Агатес и Карн знают, то почему продолжают играть в недоступных и холодных мудаков? Да что с ними не так?
— Наши друзья сошлись во мнении, что ты, все же, не Жули и не Марго, и должна прожить жизнь обычной женщины, найти достойного мужа и завести семью, но теперь и жизнь обычной смертной женщины под большим вопросом, — ехидно хихикает демон. — Забавно. Это было, наверное, самое сложное решение в их глупых и никчемных жизнях. Отпустить на волю душу, по которой тосковали веками, и позволить ей продолжить цикл перерождений. Не знаю, я бы тебя на цепь посадил и пытками вытащил прошлые реинарнации.
Чуба смолкает, извиняюще смотрит на меня и разводит лапки в стороны:
— Меня иногда заносит. Но потом бы точно расцеловал.
— Спасибо, не надо, — медленно моргаю и отодвигаюсь от стола.
— Я к тому, что они тупые, — виновато трещит демон с нездоровыми наклонностями. — И вот непонятно, — тоскливо перевожу взгляд на окно, за которым темнеют сумерки, — они это из-за благородства души так поступили или я им настолько опротивела, что решили не возиться со мной лишний раз?
— Ты тоже не очень умная, — фыркает Чуба и милым голоском спрашивает. — А десерт будет?
— Никакого тебе десерта, — грозно потрясаю пальцем в паука. — Ты наказан.
Чуба обиженно поворачивается ко мне мохнатой попкой, и я со вздохом лезу в холодильник, где припрятана плитка молочного шоколада. Кладу на стол кусочек угощения, размером с ноготок мизинца, и Чуба с жадностью на него набрасывается. Через секунду на столе растекается черная зловещая лужа, которая неразборчиво булькает:
— Я повелитель кошмаров… Владыка страха…
— И сладкоежка.
— У каждого есть секретики, — недовольно урчит лужа.
Мне нечего возразить. И страсть к сладкому — не самая страшная тайна. Куда хуже — желание кого-то жестоко пытать, а потом в награду дарить поцелуи.
Глава 29. Слишком много эротики и любви
Сижу в пижаме на кровати, задумчиво расчесываю волосы, а на подушке шебуршит владыка кошмаров и повелитель страха — он подкапывает наволочку, топчется и ищет удобную позу для сна. Это мило, что Агатес оставил ручного демона присмотреть за мной, но я бы предпочла побыть в одиночестве.