Рыжая Соня и Владыка падших
Шрифт:
— Так он еще и говорит, твой зверь? — на миг забыв о боли, спросила Соня и даже умудрилась приоткрыть глаза.
— Не называй его зверем,— спокойно, но веско произнес Север.— Никогда. Он волк. Он умен... Он умнее многих из тех, кто считает себя человеком. Он умеет разговаривать, хотя болтуном его и не назовешь.— Рассказывая, он свернул мокрый матрас в рулон.— Ну отдыхай. Завтра я навещу тебя.
Он кивнул на прощание и вышел.
Когда Север вошел к матери-настоятельнице, у нее уже находился Ханторек.
—
Тот не стал спорить, только развел руками, показывая, что восхищен проницательностью отца-настоятеля.
— А говорили мы о том, что Соню надо принести в жертву.— Он договорил и замер, выжидательно глядя в глаза Северу, но тот, не отвечая, лишь перевел взгляд на мать-настоятельницу.
— Отец-настоятель переменил свое мнение о послушнице;— сдержанно пояснила Разара.— Он считает, что ее строптивость сводит на нет все ее достоинства.
Север кивнул и обернулся к Хантореку:
— У меня еще нет определенного мнения.
— Вот как? Нет?! — вскинувшись, прошипел тот.— Но, быть может, в данном случае хватит и моего...— Он запнулся и посмотрел на мать-настоятельницу.— Нашего мнения?
— Но и мое что-нибудь значит? — сдержанно поинтересовался Север.
— Ну так выскажи его! — воскликнул Ханторек.
— Я уже сказал, что у меня его пока нет,— напомнил Север.— Но в любом случае придется немного обождать.
— Это еще почему?
— Перед тем как принести девушку в жертву, ее придется подлечить.
— Что-то серьезное? — спросила Разара.
Север равнодушно пожал плечами:
— Два-три сломанных ребра, лицо, превращенное в сплошной синяк, сотрясение мозга и прочие мелочи.
— Ты считаешь, что Кучулуг перестарался?
— Можно сказать и так.— Север явно предпочитал не обсуждать это и не высказывать своего мнения.
— Сколько она будет поправляться? — более спокойно спросил Ханторек.
— Неделю точно проваляется, может, две,— уклончиво ответил Вожак.
— Хорошо. Неделю мы подождем,— прошипел Ханторек, кивнул Северу, поклонился матери-настоятельнице и вышел вон.
— Ты действительно согласна с ним? — спросил Север, кивнув на дверь.
— Пожалуй, да. А ты, как я понимаю, нет? — Север снова кивнул.— Почему?
— По двум причинам. Ты обещала отпустить Альрику.
— Разве я не сдержала слова? — возмутилась Разара.
Север вздохнул. Опять придется объяснять, что белое — это белое, а черное — черное.
— Осмелюсь напомнить, что девушка повесилась, и, думаю, не без причины.
— Она оказалась слаба духом и не перенесла наказания.
— Быть может, не следовало ее наказывать? Нам ведь. нужна Соня, и ради нее стоило поступиться принципами, которые, кстати, и существуют для того, чтобы время от времени идти вопреки им. Я не знаю, что сделали с бритункой, но лучше бы ее убили. А Соня...— Он пожал плечами.— На нее подействовала смерть подруги.
Разара задумалась, потом
— У тебя есть отвратительная черта, Север. Ты постоянно оказываешься прав.— Она помолчала — Ну хорошо, а вторая причина?
— Наверное, мне не стоит давать советы, которые ты все равно оставляешь без внимания, но я все-таки скажу. Не надо прислушиваться к мнению Ханторека.
— Вот даже как! — воскликнула мать-настоятельница, удивленно вскидывая бровь.
— Он странно изменился за последнее время,— не обращая внимания на ее слова, продолжил Север.— Его голос...
— Да,— кивнула мать-настоятельница,— и он уже не жалуется на простуду.
— А ты не обратила внимания на его уши? Они обросли шерстью, и в повадках его появилось что-то звериное...
— Быть может, он тайно принес себя в жертву? Решил стать Первым?
— Все может быть,— согласился Вожак.— И это объясняет историю с пропажей кинжала. Но если он решился на это, он просто дурак. Я знаю о Клыке Волчицы только с твоих слов, но даже этого достаточно, чтобы понять, что происходит с Хан-тореком. Он не становится человеком с реакциями и чувствительностью зверя, а просто сползает к состоянию животного.
— Слишком уж ты проницателен,— поморщившись, заметила Разара.
— Это не проницательность,— возразил Север.— Я просто высказываю опасения. Если он действительно становится Первым, то, чего от него ждать, неизвестно никому, а это всегда плохо. Как бы не случилось беды...
— Хорошо, я подумаю о том, что ты мне сказал. Иди.
Север не стал спорить. Он просто поклонился и вышел. Возвращаясь к себе, он думал о том, как странно изменила эта девушка жизнь Логова. Только сейчас, после разговора с матерью-настоятельницей, Север понял вдруг, что силы Логова делятся на два лагеря. И еще он понял, что чем дольше об этом никто не узнает, тем лучше для всех.
Задолго до того как Север покинул мать-настоятельницу, Халима, воровато озираясь, вышла из его комнаты, унося с собой странную вещь, обнаруженную на столе Вожака,— древний свиток со стихами в футляре из телячьей кожи.
Вернувшись к себе, она заперла дверь на замок и достала из кармана драгоценную добычу. Свиток с шуршанием лег на ладонь, выскользнув из тисненой оболочки. Она открыла его и остановилась на первом стихотворении:
Когда король откроет путь И в Тайный Град войдет, Восстанет Падших Властелин, На Тарот тень падет — Сойдутся в сече острова, Бессмертных смерть найдет...Халима задумалась. Эти строки, скорее, казались странным откровением провидца, чем обычными стихами, но никакого смысла она не улавливала. Разве что упоминание о