Рыжая Соня и Владыка падших

Уоренберг Энтони

Необходимо вырвать череп из недостойных рук — силой или хитростью, неважно. И я позвал вас, чтобы сказать: вы двое должны сделать это. Мы не вмешиваемся в дела, которые нас не касаются, но Хегба перешла все границы, распустив слух, будто имеет отношение к нашей Обители, и бросив тень собственных деяний на само Логово.—Углы губ Севера опустились и хищно дрогнули.— Белая Волчица весьма огорчена. Ее выбор пал на вас, когда я сказал, что по прихоти судьбы именно между вами возник спор о Хрустальном черепе. Мать-настоятельница вынесла решение: «Пусть они вырвут черное сердце замка Эрдед и доставят в Логово». Все ясно? Отправитесь вдвоем. Кажется, вам больше нечего делить.

Соня и Марсал переглянулись. От былой враждебности не осталось и следа. Девушка тряхнула головой, ответив за обоих:

— Мы сделаем это.

После нескольких попыток Марсала покорить лошадь Соня поняла, что с таким спутником возможен только пеший путь. Животные шарахались от Марсала, точно от хищника. Они его просто ненавидели! Марсал по-настоящему страдал из-за этого. Мужчина, не способный удержаться в седле,— этому даже названия не придумаешь.

Но поделать с этим несчастьем он ничего не мог. С судьбой не поспоришь. Когда-то его дед украл коня у человека, слывшего могучим колдуном, а тот, прознав о виновнике нанесенного ущерба, в гневе проклял весь род дерзкого вора, произнеся, что отныне ни он сам, ни один мужчина, являющийся его потомком до десятого колена, и близко не сможет подходить к лошадям. Так и произошло. Поэтому потомок конокрада, Марсал, расплачивался за грех предка и был обречен всю жизнь передвигаться пешком. Впрочем, он и сам был вором не из последних. С тринадцати лет, после того как убежал из дома, он обитал где придется, промышляя лицедейством либо мошенничеством в самых разных уголках Хайбории. Но такая жизнь не радовала его. В глубине души Марсал видел себя великим воином, и потому, оказавшись в Логове Белой Волчицы, в отличие от Сони, не бунтовал и не сопротивлялся, охотно приняв подобную перемену в судьбе и надеясь, что находится на пути к осуществлению своей мечты. Ведь он, сколько себя помнил, жаждал подвигов и побед, но из-за родового проклятия не мог быть даже простым наемником ни в одном войске! Однако теперь идея завладеть необыкновенным черепом из горного хрусталя захватила его целиком. В том, что на пару с такой подругой, как Соня, можно горы свернуть, он ни на секунду не сомневался. Да ей иной мужчина и в подметки не годился! Вот только сурова чересчур. Никто не мог похвалиться, что Соня оказывает ему знаки особого расположения. Дружбу она признавала, но никаких вольностей. Она явно была рождена не для того, чтобы вертеться в толпе подружек, грызть орешки, показывая крепкие белые зубки, и пересмеиваться да заигрывать с парнями, хотя вроде бы еще не вышла из того возраста, когда девушке хочется быть красивой для целого света. Марсал не раз становился свидетелем того, как обжигающе холодно Соня глядела на мужчин, осмеливающихся оценивающе взглянуть на ее ладную фигуру и густые волнистые рыжие волосы,— неважно, будь то простой послушник или жрец в черном балахоне, перехваченном на талии пурпурным поясом и скрепленном на плече круглым медальоном с выгравированным изображением лесного зверя. Марсал, весьма опытный по части любовных приключений и считавший, что запросто заговорит зубы любой, кажущейся неприступной, красотке, к Соне испытывал совсем иные чувства, главным из которых было глубокое уважение. Он страдал от того, что Соня не желает воспринимать его всерьез, и если и выделяет среди прочих, то отнюдь не по той причине, по которой ему хотелось бы; во всяком случае, героя-воина она видела в нем в последнюю очередь. Ну ничего, теперь он докажет ей, что годен не только для постельных сражений (так некогда сказала Соня, заметив, как Марсал обхаживает очередную девушку). Совершить рискованное путешествие вместе с Соней — уже большая честь и удача. О таком друге можно только мечтать. Конечно, Ванахейм не ближний свет, но если повезет, за половину луны можно успеть добраться туда и обратно, возвратившись с достойной добычей. Ваниры — хитрые твари, в одиночку с ними не справиться. Подраться Марсал всегда готов, но в их проклятой магии ему в жизни не разобраться.

...Придирчиво оглядев свое облачение, Соня осталась вполне довольна. В теплой рубахе, перепоясанной широким кожаным ремнем, и темном плаще из грубой шерсти внешне она мало чем отличалась от молодого парня. Непокрытые огненные локоны стягивала тесемка, сплетенная из тонких полосок воловьей шкуры, но если набросить капюшон, то волосы не будут привлекать излишнего внимания. Соня еще раз проверила, на месте ли боевые ножи и короткий меч, с которыми она никогда не расставалась. Хорошо! За полгода, прошедших с тех пор, как она оказалась в Логове Белой Волчицы, относительно спокойная жизнь ей порядком надоела, хотя Соня вовсе не теряла времени даром, успешно обучаясь всему, что только могли дать ей жрецы. Теперь ей ничуть не меньше, чем Марсалу, не терпелось испытать себя, почувствовать разницу между собой прежней — и нынешней, убедиться, что последние месяцы не прошли напрасно, и вновь вдохнуть воздух свободы. Подолгу задерживаться на одном месте было не в ее правилах, хотя, положа руку на сердце, следовало признать, что Логово Волчицы заменило Соне давно утраченную семью и дом, а когда в конце пути знаешь, что где-то есть место, в котором тебя ждут, и жить легче.

 ...Первые два дня пути в Ванахейм принесли обоим изрядное разочарование. Марсал изо всех сил старался пореже раскрывать рот, зная, что Соня на дух не переносит пустых разговоров. А она, в свою очередь, была весьма задумчива и обеспокоена дурным предзнаменованием — очень уж мрачно выглядел багровый диск перечеркнутого темными полосами туч солнца, на рассвете поднявшегося из-за гор. Ох, не к добру. Она не ошиблась.

Погода испортилась сразу, как только они перевалили через горный хребет, отделявший Гиперборею от Асгарда. Марсал еле переставлял ноги в глубоком снегу. Черные вмятины все сближались, шаги давались все с большей мукой. Соня оказалась куда выносливее и шла впереди, стараясь ставить ногу так, чтобы Марсал мог ступать след в след. Ей казалось, что все тело превратилось в кусок льда: сначала ноги и руки словно покалывали сотни игл, а потом она уже ничего не чувствовала и лишь, как заведенная, переставляла ноги. Ледяная крупа до крови иссекла обмороженное лицо. Ранки тут же покрывались корочкой инея, и вскоре лицо превратилось в ледяную блестящую маску. А спуску, казалось, не было конца. Оглянувшись в очередной раз, Соня увидела, что осталась одна — силуэт Марсала больше не темнел позади. Пришлось вернуться. Подъем оказался

чудовищней спуска, подножие горы будто нарочно тянуло вниз. Соня перевалилась через очередной ледовый гребень, припорошенный наметенным пургой снегом, и только тогда вздохнула с облегчением. Марсал, упираясь, но неуклонно продвигаясь вперед, словно гигантский черный паук полз по насту, помогая себе руками и коленями.

Соня вздохнула, мороз обжег легкие.

Когда она добралась до Марсала, тот бессмысленно поводил головой, и каштановые волосы при каждом его движении звенели сосульками.

— Не могу больше, не хочу. Давай останемся здесь,— умолял он, и слезы стояли в его глазах.

Соня скорее угадывала, чем слышала слова. Может, это только ее мысли, смешанные с заунывным ветром? Но нет, говорил Марсал. Каждое слово — оставляло трещину на его обескровленных губах.

Соня не ответила, щадя силы. Теперь первым, по несколько шагов в час, передвигался Марсал. Каждое движение — стон из стиснутых губ. Остановка — и еще один рывок. Вся жизнь Сони впаялась в эту цепочку бесконечных повторов. Она не собиралась сдаваться.

Девушка даже не заметила, как, натянувшись пологом облаков, просеялся дождь, сменивший метель. Лишь облизала губы, когда растаяла, сорвав кожу, ледяная маска. При вспышках молний лицо Марсала было мертвенно бледным. Соня со стоном перекатилась на бок. Прислушалась к его дыханию. Потом лихорадочно рванула одежду на груди молодого человека: сердце медленно, через раз, но билось. Лишь тогда Соня позволила себе закрыть глаза и провалиться в черный кошмар без снов.

Солнце, показавшись над горизонтом, высушило одежду. Подсушило раны, стянув кожу. Тени стали длиннее. Соня зашевелилась первой, разом очнувшись, и попыталась, раздирая поджившие трещины губ, улыбнуться. Внизу, уютно устроившись под ясеневой рощей, зеленела долина. Соня рассмотрела аккуратные поломки пашни и маленькие фигурки людей. Заманчивая картина... Но туда еще предстояло спуститься.

— Пойдем-ка,— обратилась Соня к Марсалу.

Навстречу, заметив чужаков, еле переставляющих ноги, торопились люди. Определить, куда они попали, Соня пока не могла, хотя смутно догадывалась, что переделка, из которой им едва удалось выбраться живыми, не была случайностью. Некие силы охраняли это место, по каким-то, пока неведомым, причинам вовсе не желая пускать сюда посторонних. Маленькое горное селение, расположившееся в долине, выглядело довольно убогим. Оно ютилось здесь, защищенное вершинами от ветра и снежных бурь, и его жители, мирно добывая себе пропитание, далекие от великих деяний, были, похоже, заняты только землей и уходом за невзрачными, тощими овцами. Соню и Марсала окружила сумрачная толпа стариков, в сторонке остановились с полдюжины похожих на бродяг юношей и девушек. Однако на чужаков местные обитатели взирали с любопытством и без угрозы. Вперед выступили двое — старик и девочка лет пяти, глаза которой светились живым умом и совсем не детской мудростью. Судя по тому, как благоговейно расступились остальные, эту необычную пару здесь весьма почитали. Церемонно поклонившись, что выдавало в ней невесть откуда взявшееся представление о хорошем воспитании, девочка заговорила первой, поприветствовав незнакомцев и предложив разделить с селянами хлеб и кров.

— Люди моего племени рады тем, кто приходит к нам с миром,— завершила она свою краткую речь, произнесенную приветливо и с достоинством.

Тоненький детский голос никак не вязался с умением девочки прекрасно выражать свои мысли. Боги, подумала Соня, да ребенок ли это?.. Такая маленькая, хрупкая, как огонек свечи на ветру...

— Мое имя Арвина,— представилась девочка.— А это,— она указала на старика.— Лейн, мой младший брат.

Соня подумала, что ослышалась. Но судя по выражению лица Марсала, его слух уловил то же самое. Арвина не задала гостям ни единого вопроса и даже, кажется, не ждала, что они сами о себе расскажут. Она сделала знак своим соплеменникам возвращаться к прерванным занятиям и не докучать уставшим путникам, которых проводила в хижину, где жила вместе с человеком, названным ею братом. Старик с испещренным морщинами темным обветренным лицом суетился, торопясь накормить их. Арвина куда-то вышла, затем снова вернулась, нырнув в проем невысокой двери. Зажгла светильник. Коптилка занялась причудливым огоньком, бросая неясные тени на небогатое жилище. Соня с интересом рассматривала девочку. Дитя как дитя, пока молчит. Разве что необыкновенно хорошенькая, хоть и неряшлива. Чистое безмятежное личико, на которое впору молиться. Но движения очень уверенные, и взгляд... Огонек наполненной лишь на треть коптилки мигал, почти не давая света.

— Кто ты, Арвина? — не выдержала Соня, оторвавшись от еды. Она жадно поглощала небогатую снедь — рыбу, творог, мед, ржаные лепешки,— но любопытство оказалось сильнее голода.

— Она глава нашего племени,— пояснил старик.— Великая честь быть принятым в ее доме.

От подобного объяснения все становилось еще запутанней.

— Ребенок? — спросил Марсал, поперхнувшись.— Глава племени?..

Арвина тихо рассмеялась серебряным колокольчиком и тут же умолкла.

— Но ей же не более шести зим от роду,— продолжал рассуждать Марсал, не сводя глаз с трясущегося от старости Лейна.

— Не утверждай того, о чем доподлинно не знаешь,— бесстрастно возразил тот.— Арвина всегда была такой, как теперь. Я похоронил несколько десятков жен и без счету сыновей, дочерей и внуков, а она...— Он с беспредельной нежностью положил руку на голову девочки.— Ничуть не изменилась за это долгое время.

— Это правда,— подтвердило дитя, тут же теряя интерес к разговору с чужаками и обращаясь только к старику.— Сегодня ночь полнолуния, Лейн. Как и обещала, я буду говорить о тебе с духами. Может быть, они согласятся отпустить тебя,— закончила она печально.— Мне будет трудно одной, но ведь я знаю, как ты устал. Иди, разыщи Туна и спроси, готов ли он помочь мне, как обычно. Вы же,— Арвина снова обратила приветливый ясный взор на онемевших гостей,— если пожелаете, тоже сможете присутствовать при совершении обряда. До ночи еще далеко, не теряйте время, отдохните, придите в себя.