Рыжее знамя упрямства (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

– Я сбегаю, принесу.

Ребята предложили: давай, мол, сходим вместе, однако Нотка отказался. Он подумал, что друзья чувствуют, будто он побаивается, и решил показать – неправда это. И ребятам, и себе.

И ушел. Даже не взял фонарик, который предлагал ему Титим…

3

Сирротина Маркеловна и дядюшка Брю в это время вспоминали детство. Всякие игры, школьные проказы и другие интересные дела. А потом и юность. И любимые песни…

– У меня и сейчас навертываются слезы, когда

вспоминаю тот замечательный романс, – призналась Сирротина. – Белой какации гроздья пушистые…

– Что ты, голубушка! – заспорил Брю. – Надо петь не так. "Белой макации …" Ведь имеются в виду пышные соцветия, которые нависают над прудом и макаются в воду…

– Ты, Брю, всегда был путаником, – возразила Сирротина. – И спорщиком. Причем бестолковым…

– А ты, радость моя, тоже не отличалась ангельским характером, – не остался в долгу Сирротинин одноклассник. – Бывало упрешься, будто коза своими рогами в новые ворота…

– Дракоза, – поправила Сирротина Маркеловна.

– Тем более, – сказал дядюшка Брю. И вдруг охнул. – Ну вот… мне вредно спорить. Опять кольнуло печень… Не забывай, сколько мне лет…

Сирротина всполошилась:

– Дай какую-нибудь посудину, я налью молока! Сразу все пройдет!

Дядюшка Брю, охая, взял с полки плоскую глиняную миску. Сирротина Маркеловна приняла ее в ладони, пригляделась…

– Великий Примус! Здесь же надпись, вот, по краю! Старинная! "Дни человеческие быстротечны. Мудрость и Время бесконечны…" Брю, где ты взял эту чашу?

– Да не помню уже. Кажется, откопал в парке. Набирал землю для рассады, а в ней эта посудина…

– Это же чаша из того самого древнего храма! Как она попала на Дзымбу?

– Значит, не годится для лечения? – огорчился дядюшка Брю?

– Очень даже годится. На, пей… Ну как, полегчало? То-то же… А еще эта "посудина", как ты выразился, годится для очень важного дела. Да-да! Если в нее налить волшебное дракозье молоко, его поверхность сделается, как зеркало. И в нем можно будет увидеть Главную истину, которая открывает смысл жизни!

– А зачем? – неосторожно спросил дядюшка Брю.

– Ты всегда был тупицей! Недаром в третьем классе тебя чуть не оставили на второй год!

– Это потому, что я болел…

– Не столько болел, сколько притворялся… Ну-ка дай… – Сирротина Маркеловна поставила чашу посреди стола и осторожно вылила в нее из фляги оставшееся молоко. – Тихо, не дыши… Давай смотреть…

Дядюшка Брю понял, что сейчас будет что-то важное. Вместе с Сирротиной склонился над молоком (бряк – они стукнулись головами).

Молоко и правда превратилось в зеркало. Или, вернее, в круглый экран. В нем стали видны темные листья и кусочек желтой луны. Потом посветлело. И старые школьные друзья различили двух ребятишек

под вековым дзымбовским дубом. Брат и сестра сидели, обняв друг друга за плечи, и тихо разговаривали. Да, представьте себе, слышен был их полушепот.

– Хорошо, что дядюшка Брю поправился, – проговорила Крошка.

– Еще бы… Это удивительно, как хорошо, – согласился Кролик. – От сердца отлегло.

– Теперь всё на свете замечательно, да Лик?

– Конечно, Шка… Было бы еще лучше, если бы у нас была мама. Но что поделаешь… Зато у меня есть любимая сестренка.

– А у меня любимый братик, – шепнула Крошка и обняла брата покрепче.

– И хорошо, что всегда светит фонарик… – сказал он.

– Какие чудесные, – шепнула Сирротина Маркеловна.

– Да… но где же смысл жизни? – неуверенно спросил дядюшка Брю.

Сирротина Маркеловна сделала глубокий вдох.

– Кто знает, может быть, в этом он и есть… Чтобы любить друг друга и радоваться, когда хорошо всем вокруг… И когда что-то светит…

– Гм… оказывается, ты все же поумнела за прошедшие годы…

– А вот как дам сейчас по копчику, будешь знать, – пообещала дама-философ голосом десятилетней Сиры.

Видимо, Кро-Кро сидели недалеко от дома, потому что вдруг распахнулась дверь и близнецы возникли на пороге.

– Ой… здрасте, тетя Сирротина… – засмущались они.

Та расцвела им навстречу:

– Здравствуйте, мои милые! – Он протянула руки. – Идите ко мне…

И они подошли, и она, присев, обняла их, и Кро-Кро прижались к ней… ну, если не как к маме, то будто к доброй, совсем родной бабушке…

Сирротина Маркеловна оглянулась на бывшего одноклассника.

– Слушай, Брикус. Почему бы нам не устроить общий дом? В молодые годы не получилось, ну так давай хотя бы сейчас. На Дракуэли будет король, он позаботится о дракозах… А здесь… детям ведь тоже нужна женская забота…

– Дык а я что… – прокряхтел дядюшка. – Давай… С тобой все равно не поспоришь, а то ведь опять начнешь поддавать мне под зад своими твердыми коленками, помню до сих пор…

Ребята сидели и ждали Нотку с его свирелью. Тот все не возвращался. А время было позднее. У Прошки на груди пищал, захлебываясь, переговорный кулон: сигналили из дворца.

– Ну, чего надо! – огрызалась принцесса Прозерпина-Пропорция.

– Ваше высочество! – слезливо вещала из королевской резиденции старшая фрейлина. – Где вы гуляете? Его величество изволят очень волноваться!

– И пусть волнуется, – отвечала Прошка. – После его хулиганской выходки на Дракуэли я с ним не разговариваю.

– Но ваше…

– Отстаньте я сказала!

К сожалению, переговорные устройства на Дзымбе, в отличие от земных мобильников, не отключались, приходилось терпеть. Кстати, они были там большой редкостью – только у высших чиновников и придворных…