Рыжик
Шрифт:
— А долго будешь ты прятаться?
— Сосчитай: раз, два, три — и готово.
Рыжик вошел в вагон и в ту же минуту вышел, но Левушки уже не было. Санька был поражен. Его новый знакомый точно сквозь землю провалился. Рыжик поднимал глаза на крышу вагона, обводил ими окрестность, перегибался через перила площадки, заглядывал под вагон, но все напрасно. Стрела исчез бесследно. У Саньки даже тревога закралась в сердце. «А что, если он удрал от меня?» — промелькнула мысль в голове Рыжика, но он эту мысль сейчас же отогнал прочь. Как бы быстро ни удрал Левушка, он, Санька, все-таки успел бы его увидать
Увидав Саньку, Левушка соскочил на землю.
— Видал? — коротко спросил он.
— Видал, — смеясь, ответил Рыжик.
— Теперь скажи: может кондуктор меня заметить, когда он быстро переходит из вагона в вагон, да еще если это вечером случается?
— Ни за что не увидит! — воскликнул Санька.
— То-то! — самодовольно заметил Левушка. — Ну, а ты сумеешь так сделать? — спросил он у Рыжика и улыбнулся.
— Чего тут не суметь!.. Сделаю чисто.
— А ну-ка, попробуй!
— Изволь!
Санька влез на площадку, потом сошел на последнюю ступеньку; обеими руками ухватился за медную ручку и всем телом откинулся к стене вагона.
— Молодец, хорошо! — похвалил его Левушка. — Только ты напрасно обеими руками держишься. Надо одной рукой, и надо так висеть, чтобы лицом и грудью быть к стене вагона.
— Зачем так надо? — спросил Рыжик, соскочив на землю.
— А затем, что ветер может тебя сорвать. Ведь когда поезд мчится, ветер страсть как хлещет!.. И опять же, надо глаза закрыть, чтобы песок не попал. Ну, да я тебя еще выучу. А теперь пойдем на станцию… я пить хочу.
— И я пить хочу, — подхватил Санька.
— У тебя денег нет? — обернулся к нему Левушка.
— Нет.
— Жаль! Если бы деньги, можно было бы чайку попить. А так придется водицей угощаться…
Но не успели они подойти к станции, как сторож, стоявший на платформе, зазвонил. Он быстро несколько раз дернул веревку колокола. Железный язык скоро-скоро, как бы захлебываясь, проболтал что-то; в воздухе рассыпались металлические мелкие голоса и закончились одним сильным, долгим звуком.
— Первый звонок! — провозгласил Левушка, взойдя на платформу.
— Это что значит? — полюбопытствовал Санька.
— А это значит, что наш поезд скоро сюда придет. Мы тогда в вагон заберемся и доедем до Казатина. Это такая станция, большая, хорошая… Мы через час там будем…
— А оттуда куда мы?
— А вот слушай: в Казатине мы пересядем на другой поезд и укатим прямо в Одессу. Завтра утром там будем… А вот и вода! — воскликнул Стрела, подойдя к бочке, стоявшей около дверей вокзала.
Мальчуганы напились и подошли к сторожу.
— А что, дяденька, поезд на Казатин скоро пойдет? — заискивающим голосом обратился Левушка к сторожу.
Тот, большой, флегматичный на вид человек, в больших, тяжелых сапогах, искоса взглянул на приятелей и после довольно продолжительной паузы бросил
— Скоро…
Путешественники отошли прочь.
Через двадцать минут после звонка к станции, пыхтя и как бы отдуваясь, подошел поезд, битком набитый пассажирами всех трех классов. Поезд встретил молодой человек в красной фуражке. Прошла всего одна минута. Молодой человек в красной фуражке сделал знак сторожу, и тот три раза дернул за веревку колокола. Обер-кондуктор, маленький, но плотный человек с красной, налитой кровью шеей и большим животом, приложил к губам свисток, висевший у него на серебряной цепочке вдоль борта форменного летнего кителя, и залился свистящей трелью. Паровоз ответил ему коротким, но сильным свистком: дескать, слышу. Кондуктор второй раз свистнул. Тогда локомотив пронзительным криком огласил окрестность, и поезд как бы нехотя, тихо тронулся с места.
Левушка с Рыжиком успели-таки незаметно вскочить в один из вагонов третьего класса. Вагон был переполнен косарями, и нигде не видно было ни одного свободного местечка. Несмотря на то, что все окна были открыты, в вагоне очень дурно пахло. Помимо людей, вагон был набит разными вещами, поддевками, косами и мешками.
— Пойдем станем на площадку, а то здесь и без нас тесно, — сказал Левушка и направился к дверям.
На площадке они нашли несколько пассажиров. Это обстоятельство очень опечалило Стрелу.
— Наше дело плохо, — проговорил он над самым ухом Рыжика.
— А что?
— А то, что нам нельзя будет проделать наш фокус. Видишь, народ здесь стоит.
— Так пойдем назад, в вагон, да под скамейкой и спрячемся, — посоветовал Рыжик.
— Ну нет, уж меня не заманишь под скамейку, — наотрез отказался Левушка; а потом, подумав немного, он проговорил: — А то знаешь что, давай здесь на площадке стоять…
— А ежели кондуктор увидит?
— Ну так что ж? Все равно ближе Казатина нас не ссадят, а нам только до Казатина и нужно. Ведь там у нас пересадка…
Левушка вдруг умолк и как-то странно съежился: из другого вагона вышел обер-кондуктор и через площадку прошел в тот вагон, где сидели косари. Позади обера плелся младший кондуктор. Когда за ними захлопнулась дверь, Левушка расхохотался как сумасшедший. Санька, ничего не понимая, глядел ему в рот и, постепенно заражаясь, сам принялся смеяться, не зная чему.
— Ты чего это? — наконец спросил он у Левушки.
— Я потому смеюсь, что мы теперь панами доедем до Казатина, — стараясь заглушить стук колес, громко ответил Стрела, нисколько не стесняясь присутствием посторонних людей. — В нашем вагоне уже отобраны билеты, и больше до самого Казатина спрашивать не будут.
— Почему ты знаешь?
— А вот почему. Кондуктора, когда идут за билетами, начинают обход с заднего вагона и все время идут лицом к паровозу. А сейчас ты видел, как они прошли? Совсем обратно. Теперь, значит, мы гуляем! — добавил Стрела и от восторга заплясал на одном месте.
Левушка сказал правду: приятелей действительно никто не беспокоил до самого Казатина.
VI
Опасное путешествие
По заснувшей земле мчится поезд. Он стучит, будит тишину летней ночи и рассыпает во мгле золотые искры.