Рыжик

Мачальский Дмитрий Викторович

"Правильно, пинком под зад и - работать! Нечего с вами разговаривать!"

"С кем, с нами? А сама чем занимаешься?!"

"Девочки, соберитесь! Мне ещё мою пьяницу домой вести!"

"Миклуха!..
– не выдержала Люда.
– Ты что?!.. Ты с кем?!.."

"Ну, Лю! Не мешай!" - было ей ответом и - словно захлопнулась перед носом дверь.

Ошарашено глянув по сторонам, Люда первые мгновения никак не могла определиться, кто бы это мог быть. Ну не компьютеры же, в конце концов! И не микроскопы... Взгляд метался от одного к другому, не находя причин остановиться. Но что-то

всё же было, нечто настолько привычное, что проходило мимо глаз, и лишь тревожило подсознание, заставляя вновь и вновь присматриваться к окружающей обстановке. Но вот взгляд зацепились раз, другой... и наконец, до Люды дошло - цветы! Обычные и такие естественные в "женской" комнате цветы в разнообразных горшках, горшочках и даже стаканчиках, которые оккупировали все подоконники и крышки шкафов. Больше того, даже на столах обнаружились неподъёмного вида кадки, из которых возносились над головами пирующих причудливые фигуры, удивительно кого-то напоминающие...

Будто четыре "хозяйки" комнаты...

Элегантная лилия - словно завёрнутая в прямые, ниспадающие фонтаном локоны; шикарная "блондинка"-диффенбахия, похожая на изысканный фарфоровый сервиз с тёмно-зелёной каймой по каждому "блюдцу"; лохматый до неприличия хлорофитум, напоминающий давно не стриженую голову; и, почти заслонившая окно, буйно разросшаяся красавица-роза...

Люда совершенно неприлично вытаращилась на них и даже рот приоткрыла от удивления.

– Мух ловим?
– раздалось у неё над ухом.

– А?! Чего?..
– очнулась она.

– Хотя нет, с таким ртом - скорее ворон...
– уточнил Лёша, с профессиональным прищуром фотографа приглядываясь к Людыному выражению лица.

Вообще-то Люда хотела извиниться. Ей-богу хотела. Всё-таки человек ни за что пострадал от неё уже два раза. НО КТО Ж ЗАСТАВЛЯЛ ТЕБЯ ПОДКРАДЫВАТЬСЯ ТАК НЕОЖИДАННО!

– Вот, блин, невезуха - ловила ворон, а попался кобель какой-то!
– ляпнула она, не успев подумать.

Сзади что-то хрюкнуло и упало. Многозначительная ухмылка медленно сползла с Лёшиного лица, а глаза стали как у собаки, которой показали палку.

– Ладно, пойду тоже покурю...
– как-то отрешённо проговорил он и, пока Людыно сознание выкарабкалось из "ой, дура!" к чему-то более конструктивному, повернулся и вышел из комнаты. Провожая взглядом его спину и уже чувствуя со стороны совести предварительные покусывания, она вдруг вспомнила, где видела его впервые. "Варвары, латынь учите! Курвиметром кривые меряют..." - всплыла фраза с эпических разборок у общаги. И лицо, черты которого по памяти ни тогда, ни сейчас толком не воспроизводились.

"А я - хоть бы спасибо сказала... Нет, хоть бы вообще - молчала!"

– Рыжая, ты чего это наши ценные кадры изводишь?
– прокурорским тоном поинтересовался из-за плеча Олежка.

Люда только сейчас обратила внимание, что за столом стало значительно свободнее. Видимо, пока она была "в трансе", половина народа и правда вышла покурить.

– Чего это я извожу...
– огрызнулась она раздражённо. Матвийка в комнате тоже не оказалось и Люда начала оглядываться, как бы выйти самой и не будет ли наглостью с её стороны спуститься

за всеми в курилку.

– А то! Мы тут всем коллективом его обхаживаем - в кои-то веки появился хозяин для нашего "бобика", а ты!..

– А шо я-то?..
– буркнула Люда, всё же решив при первом удобном случае нормально без вывертов поговорить с Лёшей.

– Она ещё спрашивает!.. Парень может сейчас пойдёт и повесится с горя! Где мы потом ещё водителя найдём?

– Ну, прям таки повесится!..
– возмутилась Люда, но как-то неуверенно, и снова клятвенно пообещала себе, что - "обязательно, как только, так сразу".

– Кто?.. Кто повесится?
– отвлеклась на них чернявая как смоль дама "шемаханского" вида, сидевшая напротив.

– Да кто угодно повесится!
– серьёзно заявил Олежка в расчёте на то, чтоб закруглить тему, но ошибся.

– Как же - кто угодно!
– встряла соседка "шемаханской царицы", во внешности которой превалировали каштановые кудряшки и ярко напомаженные губы.
– Помнишь, как у нас Сарчук вешался?

– О! Ещё бы я не помнила! Мы с ним в одном общежитии жили... Месяц всем душу мотал: "ой, не могу так жить!", "ой, повешуся!". Уже и на профком вызывали, и по партийной линии уговаривали, и всем коллективом на поруки брали... Не помогло!

– Что?.. Таки повесился?!
– замирающим голосом поинтересовалась Юлька.

– Ага - спился!
– словно даже разочарованно объявила дама.
– Да он вообще, как выпьет, так дурной делался совершенно.

– А как он к Вербицкому ходил, помнишь? Перед самым выездом в поле!.. Дидашенко его только что за руку не держал, чтоб - ни грамма. Так это чудо уже после рабочего дня где-то нашёл... И в "тёплом" виде попёрся в кабинет к директору - самому!
– разбираться, почему такого ценного сотрудника, как он, и не ценят, а "всякие" только кресло в кабинетах занимают! Представляешь?! Вербицкий его молча выслушал... и тут же вручил бумагу "по собственному желанию". А Дидашенко потом за голову хватался - с кем в поле ехать...

– А помнишь, как потом его мать писала заявления в горком?.. Это, представляете девочки, - обратилась "шемаханская царица" к сидящей напротив молодёжи (Олежка поморщился, но стерпел), - жили они в общежитие тут по соседству, так она накатала телегу, что от нашего здания исходит вентиляция, "от вентиляции - вибрация, от вибрации - радиация, некоторые болеют, а другие уже умерли!"

– Шо, правда?!
– вырвалось у Люды.

– Ато! Комиссия приезжала разбираться! Начальство на ковёр вызывали... сотрудников... Вербицкий ТАК матерился!..

– Ой, да тут когда-то весело было!

– Да, вроде, и сейчас негрустно...
– собрался было вступиться за родную организацию Олежка, но его прервали.

Испуганно взвизгнув, распахнулась дверь, впуская толпу курильщиков. Комната сразу наполнилась бодрым галдежом и запахом табачного дыма, народ задвигал стульями, рассаживаясь по местам, и Люда поняла, что это её последний шанс подышать свежим воздухом. Вскочив так, что едва не опрокинула кресло, она бросила мимоходом Юльке "щасс!" и рванула к выходу... И вдруг замерла, как вкопанная.