Рыжики для чернобурки
Шрифт:
Они вышли не на вокзале. Почти все автобусы останавливались в пригородных районах, и Адель с Ильзе выгрузились вместе с порцией пассажиров, потащивших багаж к маршруткам. Документы могли проверить где угодно, но на вокзале вероятность возрастала всемеро, поэтому Адель решила не рисковать.
— Ты сейчас куда? — спросила Ильзе, приглядываясь к автобусам и маршруткам.
— В центр, к поликлинике. А ты?
— Пробегусь по знакомым. Надо где-то перекантоваться несколько дней. Сунусь на Масляк, там вахтеры по-прежнему на лапу берут.
— Удачи, — пожелала Адель, порадовавшаяся тому, что кремовая
Они сели в разные автобусы. Адель заплатила за проезд, заняла место у окна, пристроив рюкзак в ногах и усадив Лютика на колени. Сын, притихший рядом с Ильзе, прилип к стеклу и начал болтать, задавая вопросы, не требующие ответа, комментируя увиденное.
— Ой, мам, смотри, кошка! А зачем дяди машине колесо откручивают? Грузовик! Картошка! Смотри, сколько картошки! Часы! Башенка! Остановка! Рыбки, смотри, красные рыбки!
Адель слушала и улыбалась. Радость сына при виде рыбок была неудивительна. Мозаичные остановки — примета Чернотропа — стоили того, чтобы на них полюбоваться. Добрую треть украшал морской орнамент, перекликавшийся с парком Камня-на-Воде, остальные притягивали взор цветами, плодами и разнообразием грибов. Работы Юлиана Громоподобного и его последователей сделали Лисогорское воеводство неповторимым — мозаики на станциях по главной ветке железной дороги, панно на городских зданиях, фонтаны в парках, остановки... Всего не перечесть. Адель привыкла, скользила по потрепанной красоте равнодушным взглядом, а Лютик живо реагировал на яркие пятна, расспрашивал об осьминогах и морских коньках — «мам, а что это такое?» — и восторгался, узнавая фрукты: «Арбуз, смотри, арбуз! А это яблоко!»
«Надо его в парк сводить, — подумала Адель. — День теплый, запасные вещи я взяла, даже если не захочет перекидываться, забрызгается и намокнет — переодену».
Она прислушивалась к себе. Росла, крепла уверенность — пора заканчивать. Полыхнувшее желание покинуть ферму никуда не делось. Вместо факела рдели угли — медленно раскаляясь, выжигая сомнения и мысли о долге и обязательствах.
Вышли возле Главпочтамта. Лютик повертел головой по сторонам, спросил:
— Почта? Или кофе?
«Уже запомнил, — отметила Адель. — И это тоже сигнал. Пора».
— Кофе, — ответила она, закидывая рюкзак на плечо. — А тебе что купить? Газировку? Будешь пирожное?
— Картошку, — подумав, выбрал Лютик.
— Договорились.
В кафе их встретили приветливо. Адель сделала заказ: «Пирожное «Картошка», газированная вода «Тархун», чашка кофе», сводила Лютика помыть руки и усадила за самый дальний стол, скрытый огромными пальмами в кадках. Получив заказанное, она вытащила из рюкзака конверт. Лесные братья заклеивали письма кое-как — достаточно было пара от чашки кофе, чтобы дешевая бумага пошла волнами. Адель осторожно подцепила край, вытащила записку, внимательно прочла и запомнила. На этот раз командиры полевых отрядов заказывали немного взрывчатки и хотели купить детали для самодельных минометов — значит, где-то еще остались снаряды, украденные с военного склада в позапрошлом году. Или произошло еще одно хищение. Впрок бы не покупали, это не их манера. Обмен товара на деньги предлагали
Она не могла объяснить даже самой себе, почему она постоянно ищет признаки, что её вот-вот обвинят в предательстве. Ничего необычного не происходило, ничто не предвещало... а точил и точил червячок. Накопилось? Или случилось какое-то событие, которое она запомнила, но неправильно истолковала, и теперь эта ошибка пыталась напомнить о себе приступами беспокойства?
Лютик расковырял «картошку» — каждый раз просил, но почти не ел — отдал Адели и пригубил кофе из её чашки. Пришлось доедать.
— Пойдем? — спросила она, расправившись с пирожным и отодвигая чашку и блюдце. — Посмотрим, как письма шлепают.
Здание Главпочтамта по какой-то неведомой причине не удостоилось мозаик — ни внутри, ни снаружи. Адель захаживала сюда, чтобы заклеить вскрытый конверт и отправить письмо, теряясь в оборотническо-человеческой толчее. Лютик посещение почтамта одобрял — рассматривал открытки в витринах, требовал, чтобы его подняли к окошку, наблюдал, как штемпелюют бандероли и письма. Адель этим пользовалась, чтобы купить конверт и выпросить листок бумаги. Ей никогда не отказывали: обаяние еще не потускнело, и работники-лисы — не лисицы — отвечали улыбкой на её улыбку.
Они побродили по залу. Адель дождалась, пока освободится место за письменной конторкой, встала лицом к толпе, быстро исписала клочок бумаги и заклеила конверты — свой и переданный Ильзе. Одно письмо отправилось в почтовый ящик, второе — в рюкзак, занимая место между двумя детскими трусами. Адель взглянула на светящиеся часы на стене и вышла на улицу.
— В парк? — предложила она сыну. — Но только если ты будешь бегать осторожно. Вода холодная, в фонтанах купаться нельзя. Можно пройти лабиринт, полазить по лесенкам...
Лютик так громко завизжал: «Да!», что у Адели заложило ухо.
— Договорились, — сворачивая в нужную сторону, сказала она. — До парка я тебя донесу, иначе ты устанешь, не будет сил гулять. Потом сходим в столовую, а потом будем думать, куда устроимся на ночлег.
— Домой? — спросил Лютик, запутавшийся в её рассуждениях.
— Нет. От трассы слишком долго идти, а завтра надо выезжать рано утром. Ночью. Джерри тоже едет, мы все не поместимся в фургоне. Мы переночуем у знакомых или в какой-нибудь гостинице, а потом пойдем на наше место. Если Рой еще не приедет, будем смотреть, как соседи раскладывают товар.
Лютик её толком не слушал — смотрел по сторонам, впитывал детали городской жизни. На улицах было довольно много детей, в школе начались осенние каникулы. Стайки мелких оборотней на ногах и на лапах шныряли туда-сюда, путались под ногами у взрослых, перебегали дороги в неположенном месте, покупали и ели мороженое, пинали футбольные мячи. Волчата и лисята были слишком большими, чтобы у Лютика появилось желание поиграть, но следил он за ними с интересом — оборачивался на каждый писк, крик и лай.