Рыжий и черный
Шрифт:
Мужчина при виде Вик резко поднялся, направляясь к ней и протягивая белоснежный квадратик визитки:
— Констебль Ренар-Хейг, можно вас на минутку? Я нер Эртон, репортер газеты «Седьмица Аквилиты».
Сердце Вик тревожно заныло — вспомнилась история прошлой седьмицы, когда её пытался шантажировать Фейн. Во истину, история любит повторяться! Вик внимательно вгляделась в лицо мужчины: белокурые волосы, скорее серые, чем голубые глаза, правильный нос, узкие губы, выраженные скулы, запавшие щеки — мужчина или ведет правильный образ жизни, или ему некогда питаться. Современные доктора советовали придерживаться умеренного
Заметив, что Вик не торопится брать визитку, нер Эртон благожелательно добавил:
— Дело, ради которого я пришел, требует некоторой деликатности — речь идет о нере… О лере Броке Мюрае.
Вик заставила себя улыбнуться — она не ошиблась в намерениях этого Эртона. Она взяла визитку, лишь скользнув по ней взглядом и тут же убирая в карман шинели:
— Пройдемте в управление?
От такой чести Эртон тут же отказался — извиняюще улыбнулся:
— Может, выберем более приватное заведение?
Что может быть приватнее камеры для задержанных, Вик не знала, и Эртон продолжил:
— На Дубовой, на пересечении с Фиалковой есть хорошее заведение — «Жареный петух». Там в это время довольно безлюдно. Лучшего места поговорить сложно найти.
Вик пришлось согласиться — Брок и его спокойствие стоят несколько потерянных минут в обществе шантажиста:
— Хорошо. Давайте пройдемся до «Жареного петуха».
Стараясь быть приятным собеседником Эртон болтал за двоих — за себя и за молчавшую всю дорогу Вик.
Он замечал все: и хорошую погоду, и яркое солнце, и легкую сумасшедшинку Аквилиты, взволнованной приездом принца Анри, и много, много, много другого.
Вик в чем-то с ним была согласна: весеннее солнце, тепло его лучей, далекий цветочный аромат, набирающая цвет вишня были замечательными. Все портило общество Эртона.
Он болтал, шагая по улице, открывая дверь небольшого ресторанчика, пропуская Вик вперед в горьковато-пряную атмосферу небольшой залы для посетителей в антураже легкой старины: дубовые панели до середины стен, беленый потолок, резные балки, с которых свисали пучки трав, тяжелые столы с такими же стульями — сплошь мужскими, с высокими спинками и ручками по бокам, мешавшими женщинам ими пользоваться — ширина юбок не позволит на них расположиться, — со скамьями у затененных окон, скрывавших посетителей от любопытствующих прохожих. Даже помогая снять шинель и отправляя её на вешалку, даже помогая опуститься на жесткую, неудобную скамью, он продолжал рассказывать — сейчас о том, что…
— …этот ресторанчик очень популярен в Особом отделе.
Вик заставила себя вмешаться, поправляя его:
— Особого отдела больше нет.
Эртон, подергивая вверх брюки за складку у колен, чтобы удобно сесть на скамье напротив Вик, согласился:
— Сейчас есть Управление по особо важным делам. Только сути это не меняет: как были осы, так осы и остались. — Он поднял руку вверх, и тут же к ним с Вик подскочил официант — молодой парень в старинной рубашке, простых, мешковатых штанах и длинном, в пол, переднике. Он поздоровался и подал два меню: Эртону и Вик, заставляя её продираться через вычурный,
Эртон, продолжая выполнять роль идеального сопровождающего, предложил:
— Если хотите устроить второй завтра…
— Не хочу, — отрезала Вик.
— Тогда предлагаю чай с тра…
Вик снова оборвала его, возвращая меню услужливо застывшему официанту:
— Чай, пожалуйста. — Она вспомнила, что это Аквилита, и добавила на всякий случай: — чай по-тальмийски. С двумя кусочками сахара и молоком.
Заказывать бисквиты или сэндвичи она на стала — они портят вкус чая, а задерживаться, чтобы съесть их отдельно, она не собиралась.
Эртон ничего не сказал по поводу её выбора, только распорядился в свою очередь:
— Кофе с молоком по-ирлеански и ассорти пирожных, пожалуйста.
Вик по опыту с Фейном знала, что заговаривать до того, как принесут заказ, бесполезно, но Эртону удалось её удивить. Он протянул Вик бумажный пакет:
— Посмотрите, пожалуйста. Мне кажется, вас это должно заинтересовать.
Мысленно собравшись, чтобы выглядеть безмятежно и не выдать свою заинтересованность в снимках случайным возгласом, Вик раскрыла пакет и посмотрела на тонкую стопку фиксограмм. Как она и предполагала, это были снимки Брока. Он в одной шторе, с разбитыми где-то босыми ногами укоризненно смотрел куда-то вдаль, мимо объектива фиксатора. Смотреть остальные снимки было глупо. Вик положила фиксограммы обратно в пакет и просто спросила:
— Сколько вы за них хотите?
Эртон приподнял бровь:
— Шесть ройсов, если хотите их выкупить.
— Шесть… Ройсов? — Эртон снова удивил Вик. Это было демонически мало.
Эртон крайне серьезно подтвердил:
— Ровно шесть ройсов — столько я затратил на печать снимков. Если вам так важно заплатить, конечно. Я могу отдать и…
Вик подалась вперед:
— Мне нужен и кристалл вашего фиксатора. Без его выкупа сде…
— Нет! — резко оборвал её Эртон. — Кристалл не продается. Однозначно. Я фиксорепортер, кристалл выращен по спецзаказу, он стоил мне тысячу ройсов в свое время.
— Две тысячи ройсов. — быстро предложила Вик.
— Нет!
— Три тысячи ройсов, — продолжила настаивать Вик. От такой суммы сложно отказаться.
К столу приблизился официант, расставляя их заказ, и Эртон взял паузу на раздумья, нервно постукивая пальцами по столу. Вик подумала и решила, что может еще пару раз повысить цену — Брок заслужил покой.
Вик сделала первый глоток чая, оценивая его легкую терпкость и мягкий сливочный вкус — почти идеально! Эртон задумчиво взял небольшое ореховое пирожное и, крутя его в пальцах, спросил:
— Я не понимаю одного… Точнее не так. Я ничего не понимаю. Вы не ознакомились со всеми снимками, которые я готов отдать вам просто так — исходя из хорошего отношения к офицеру Мюраю.
— Мне не нужно просматривать их все. Я и так знаю…
Он перебил её:
— Поверьте, не знаете! Вряд ли сам Мюрай вам рассказал о таком, а других таких снимков нет — я расспрашивал второго фиксорепортера, который этой ночью дежурил вместе со мной у гостиницы в ожидании принца Анри — ходили слухи, что он планировал романтическую прогулку с некой нериссой. Так вот… Мюрай вам рассказать не мог — он не видел себя со стороны. Других снимков нет — я это точно знаю…