Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
— Ты че скотина… — зашипел он.
Я вздохнул и схватил его за ухо.
— Слышишь, Жека?
— Ая-яй, отпусти, ухо оторвёшь! — заверещал он.
— Борзеть не надо. Пока у меня с Настей дела, ты вообще не отсвечиваешь, не мешаешь нам. Сунешься… Лучше не надо! — я оттолкнул его к стене и вернулся в ленинскую комнату.
Надеюсь, что этот товарищ хотя бы временно не будет отвлекать Настю.
На самом деле, с главной комсомолкой училища мне действительно повезло. Был бы на её месте кто-нибудь деятельный, с амбициями, мне бы пришлось крайне сложно
А Настю можно сделать своей ведомой. Как бы некрасиво это ни звучало, с ней как с пассивной фигурой мне будет удобнее. Нет, я не собирался её подставлять или доставлять малейший дискомфорт. Но мне легче внушить Анастасии Андреевне свою правоту. Девочка же явно растерялась от груза ответственности. Наверное, когда Настя только стала секретарём, то фонтанировала своими идеями. Вот только между идеей и её реализацией — часто тысячи километров, а порой даже пропасть. И она быстро поняла — она её не перепрыгнет. Притихла.
Ничего, этот потухший костерок я раздую — и нести к реализации мы будем уже мои идеи.
— Я соберу начальство, и мы еще поговорим, — бросил я Насте, вышел в коридор, осмотрелся, чтобы всяких Евгениев Леонидовичей не было, и направился на поиск руководства.
Через час мне удалось собрать руководство училища в кабинете директора. Не сразу откликнулась Марьям Ашотовна на просьбу обсудить некоторые детали моих предложений. Женщиной она оказалась обидчивой, как, видно, и властолюбивой. Но зато ей как раз хотелось взять свое и указать мне место уже при поддержке директора.
Вот и посмотрим.
— Настя, и ты туда же? Ну ладно этот, — Марьям указала в мою сторону.
— Мариям Ашотовна, не нужно обо мне говорить в третьем лице в пренебрежительном тоне. Вы же трудитесь в педагогике, вы элита общества. Неужели вам всем нравится работать в навозной яме? — жёстко сказал я, собираясь продолжить, но был перебит.
— Выбирай выражения! Кто ты такой, чтобы судить о нашей работе? — сказал директор, меняя свой скептический усталый вид на какое-то хилое подобие гнева.
— Ко мне на «ты» можно обращаться после моего разрешения, даже такой красивой и мудрой женщине, как Мариам Ашотовна. Давайте к делу, Семён Михайлович, хорошо?
Директор что-то пробурчал, но под нос, а я продолжил.
— Я предлагаю варианты, как можно улучшить работу. Если есть конструктивное предложение или указание на мою неправоту, по существу, говорите. Так вот. Разве это нормально, что дежурный по общежитию должен применять свои боевые навыки для того, чтобы урезонить наших учащихся? Предлагаю не доводить до этого — я предлагаю профилактику правонарушений и преступлений.
Наступила пауза, мяч был на стороне администрации. Кроме Михаила Семёновича и Марьям Ашотовны в кабинете был ещё и заведующий по производственному обучению. Это был уже явно старичок, который мало реагировал на внешние раздражители,
— Настя, я запрещаю тебе отправляться с этими идеями в районный комитет Комсомола, — строго заявила Марьям Ашотовна.
Настя несмело вздёрнула указательный палец, будто собиралась заговорить, но тут же поникла.
Казалось, что моё поражение неизбежно. Я работаю всего лишь без года неделю, кажусь для всех собравшихся выскочкой, кто меня будет слушать? Но были и другие аргументы, и наиболее эффективны они были как раз для людей старшего поколения.
— Я вас не вполне понимаю. Вы что, выступаете против линии нашей партии, лично против Леонида Ильича Брежнева? Или против первого секретаря обкома Григория Васильевича Романова? — я демонстративно упер руки в боки, и обвел всех строгим взглядом. — Разве они не ратуют за то, чтобы навести порядок в ПТУ? Разве нет указаний усилить, улучшить систему профессионально-технического образования?
«Ну уже… Давайте… Пусть сработает триггер страха — вам же не хочется прослыть „врагом народа“, или непоследовательным проводником идеи партии?» — думал я.
— Но вы уж так-то вопрос не ставьте, — переглянувшись с Марьям Ашотовной, неуверенно, даже слегка заискивающе проговорил директор. — Мы всемерно за новые идеи. И готовы поддержать линию партии….
— Бесспорно. Будем улучшать, — перебила завуч с укоризной посмотрев на директора. — Но тогда на вас коллектив, который нужно будет ещё убедить делать то, что вы предлагаете! Попробуйте! Это вам не языком молоть!
Из её уст это было не согласие и не предложение — скорее, издёвка. Не сдаётся баба.
— А если я буду всё это делать, то чем будет заниматься руководство нашего училища? — я изогнул бровь, сохраняя невозмутимое выпадение лица. — Я же не прошу вас сделать всю ту работу, которую я предлагаю. Сам буду её делать, товарищи помогут, комсомол подскажет и поможет. Если нужно будет, пойду за советом к старшим товарищам, то есть в партийные органы. Вы же видели в моём деле, что я кандидат в члены партии.
Все напряглись — они прекрасно всё поняли. Из моих уст звучали сейчас выстрелы тяжелой артиллерии. Я грозился потрясти тот мирок, который собой представляло ПТУ. Тут никто не хотел привлекать на себя лишнее внимание, живя по простому принципу: подальше от начальства, поближе к столовой.
Кстати, насчет столовой. У меня может появиться рычаг воздействия и на Ашотовну, и на Семена Михайловича. Все знали, и баба Даша, и кумушки в общежитии, что столовая делится «добычей» с ними, чтобы не беспокоили и давали и дальше тягать продукты домой. Недаром набор в кулинарные техникумы самый жесткий. Все стремятся стать поварами, и это при том, что зарплата у них мизерная. Мол, на кухне ни сам, ни семья голодать не будет.