Рыжий: спасти СССР
Шрифт:
— И тебе, касатик, ни хвори, ни боли, — отвечала пожилая женщина, которую я в первый раз видел.
Жаль, что смена была не кумушек. У них бы вопросов не должно было возникнуть, что это я тут появился. Но, как я понял, общежитие — это своего рода сервер, облачная технология, куда сливают информацию. Так что обо мне знать должна и вторая смена вахтеров общежития.
— О, Аркадьевич! — услышал я знакомый голос из-за колонны на лестнице, ведущей к лифтам.
Услышал, а потом увидел. В потемках такое, с позволения сказать, лицо могло бы до чертиков напугать. Сложно придется парню в личной жизни с таким-то лицом.
— Здравствуй, Василий! А
Надо же, дал хулигану в бороду — и стал своим, другом «Аркадьевичем»! Назвав меня таким образом, Вася Шрам моментально показал, что я — преподаватель «в авторитете». Смешно, но это тоже своего рода успех. Ведь не сказать, что нарушил дистанцию, которая должна быть между преподавателем и учащимся.
Я вообще считаю, что подростки, оставшиеся без семьи, или с проблемными родителями, к которым и возвращаться не хочется, они как ёжики. Колючие сверху, но могут быть милыми и симпатичными там, под колючками. Порой достаточно этим ёжикам дать блюдце с молоком и тёплый угол, чтобы они раскрылись, показали свои носики и не стремились уколоть.
Судя по всему, нынешняя смена на вахте понимает это не хуже меня. Васька что-то жевал, держа в одной руке стакан с темным напитком — вряд ли кофе, но что-то похожее. Прикармливают зверька, чтобы он не кусался.
— А ты, что ли, тот рыж… сотрудник, что помогал Стёпке общежитие укладывать после выдачи дипломов? — спросила женщина на вахте.
А что, тут много рыжих вокруг общежития гуляет? Сезон рыжиков? Ну ладно, сложила два и два — и прекрасно.
— Так и есть. Тот самый сотрудник, — сказал я и снял очки, являя на обозрение свой фингал.
. — А я Валентина Петровна, а вторая Валентина, коллега моя, пошла выгонять засидевшихся гостей, — Петровна показала на мой синяк. — Приложили, изверги. Больно?
— Нет, не больно. Меня зовут Анатолий Аркадьевич Чубайсов, — представился я.
Женщина панибратски махнула мне рукой, мол, присаживайся за стол, и я не стал отказываться. Рядом уже стояла тарелка с ложкой, видно, что только что помытая, наверное, после того, как Васька поел.
По известным причинам, нормально поесть дома мне не удалось. И вот оно — я всё равно называю и считаю квартиру отца своим домом. Ничего, я обязательно себя проявлю, и родители сами пойдут на примирение. Ссориться с этими, по сути, неплохими людьми у меня не было никакого желания. Хотя закон жизни таков: птенец вырос, он обязан покинуть своё гнездо, чтобы вить собственное. Лучше всего всё-таки любить родителей на расстоянии, тогда не будет стоять острый вопрос подчинения.
— Так чего ты пришёл? — спросила Петровна, щедро накладывая мне в алюминиевую тарелку из жёлтой эмалированной кастрюли макароны по-флотски. — Один фонарь под глазом получил, нужно еще один для этой… для симметрии?
Сказала Петровна и рассмеялась.
— Жить пришел, — незамысловато и откровенно ответил я.
— О как! А с директором решил? — поинтересовалась женщина, подвигая вилку.
— Завтра и поговорю, — отвечал я, невольно сглатывая слюну.
Макароны по-флотски — это для меня такая же кулинарная визитная карточка Советского Союза, как салат оливье или селёдка под шубой. Вермишель «Экстра» и тушёнка хорошо пожаренные с луком — доступная, сытная и вкусная еда любого советского человека. Не итальянская паста из твёрдых сортов пшеницы с мудрёным соусом, но… Не менее вкусно. Я тут же нанизал на вилку сразу несколько штук. Был в макаронах по-флотски
— Аркадьевич, в общаге будет всё спокойно, отвечаю. Сыграйте только на балалайке ту песню, — просящим, если не умоляющим голосом сказал Василий, дождавшись, когда я прожую и подниму на него взгляд.
Сейчас парень со шрамом и припухшим после драки лицом не казался мне теперь таким уж обречённым маргиналом, как при первой встрече. Может, из него мог получиться даже порядочный человек? Если бы Вася не уходил из училища, наверное, куда-то в армию, то я мог попробовать сделать из него хорошего человека, направить на правильный путь.
— Когда заселюсь, так и сыграю, Вася, — сказал я, посмотрел на Петровну. — Заселюсь же?
Как в училище может быть чуть ли не главным человеком уборщица, так в общежитии, в отсутствие коменданта, вахта принимает даже самые спорные решения.
— А что, милок, разве же мы оставим тебя ночевать на улице? — улыбнулась женщина.
Валентина Петровна была чуть полноватой, рослой, возможно, выше меня, мощной женщиной. Вместе с тем, было ощущение, что она какая-то домашняя, словно заботливая мама. Ну и природную хитрость я смог в ней рассмотреть. Ведь не просто так она прикармливает главного хулигана общежития — это стратегический ход. Положили макаронов Василию, а он за это не даёт общаге разгуляться во время вахты Петровны и её напарницы.
Но, судя по внешности и еще не угасшему блеску в глазах, наверняка ещё лет пятнадцать назад Петровна могла крутить здесь хвостом перед мужиками. Её лицо до сих пор не потеряло истинной природной красоты, а необыкновенно пышные и длинные волосы, нынче на треть покрытые сединой, должны были мужиков сводить с ума. Но кольца на пальце я не увидел.
Я жадно поедал макароны, с удовольствием прожёвывая каждое волоконце тушёнки. Тот случай, когда на банке, если описывать состав, кроме как заглавными буквами «МЯСО», и писать толком нечего. В будущем такое качество консервов тоже можно встретить, но это сколько надо перебрать, читая всё под лупой! И не факт, что она будет российской. Может, белорусской. А теперь то время, когда хоть белорусская, хоть бы и латвийская — НАША. И это понимание мне душу греет и заставляет улыбаться.
Уже когда я пил ячменный напиток, тщетно стараясь уловить в нём приятный вкус или убедить себя, что он полезный, спустилась и вторая Валентина. Я бы назвал смену вахтеров — «дубль В».
— Валька, а кого это ты тут прикармливаешь? — деловито и строго спросила женщина.
— Так это тот рыж… — Петровна посмотрела на меня извиняющимися глазами. — Парень тот, что в первую смену дежурил и со Стёпкой пацанов разгонял.
— Ну, такого богатыря не грех и покормить, — сказала женщина, а потом обратилась к щуплого вида пареньку, которого чуть ли не за шкирку вытянула из лифта. — Что застыл, как статуя, у которой нету… совести у которой нету. Сказала же, что гостить можешь не более часа. Жених, итить ё мать!
— До свидания, милые дамы, сударь, — сказал нарушитель правил общежития.
Последнее было обращено ко мне, и даже с таким лихим поклоном, какой можно было бы увидеть лет двести тому назад. А парня не сломали, куражится.
— Иди уже, кавалер! — усмехнулась Петровна.
Гордо подняв подбородок, с видом несломленного борца за женские сердца и прелести, парень прошагал к выходу.
— Ох, прознает Лешка, что к его Ленке ухажёр хаживал… — сказала Валентина, отчество которой я еще не знал. — Всё же курвина ищет себе ленинградца.