Ржавый Калейдоскоп
Шрифт:
– Туда пошел, товарищ старшина, - Абумов указал рукой направление.
– Хорошо. Мы тогда в другую сторону, - и он сделал знак еще двоим матросам следовать за ним.
Впрочем, не прошло и минуты, как все трое вернулись.
– Чепуха какая-то, - пробормотал старшина.
– Ни одной двери... Где там ваш Рябов?
– Наш, - машинально поправил его Черных, всматриваясь в темноту.
– Наш Рябов...
– Тупик, - Рябов оглянулся, - Швейцер, как там у вас?
– Тоже тупик, товарищ старший лейтенант...
– Так не бывает, - хмуро сказал Рябов.
И
А потом тонкие белесые нити метнулись к четверым солдатам и втащили их в нутро корабля.
– Кричали, что ли?
– вскинул голову Короленко.
– Э... Кажется...
– начал Абумов, но старшина не дал ему договорить:
– Николаев, Вольф - за мной!
Им не удалось сделать и пяти шагов. По обе стороны коридора открылись люки - так Короленко это понял - и что-то схватило его и Николаева. Вольф успел затормозить, но, судя по воплю, сцапали и его.
– Абумов, Черных, живо от!..
Старшина не договорил. Белесые нити скользнули ему в открытый рот и дальше - в носоглотку, пищевод и легкие. Он закашлялся, попытался было сжать зубы - и захрипел от выворачивающей его наизнанку боли.
И еще он понял, что ни Абумов, ни Черных больше не помощники.
Онопко прошиб холодный пот. В свой треклятый бинокль он видел...
Как двое матросов, осматривавших рубку, взмахнули руками и провалились куда-то вниз...
Как один из тех, что стояли у люка, отпрянул в сторону, ударился ногой об ограждение и свалился в воду, а второго что-то схватило и втащило в этот люк...
Как корабль дал вдруг задний ход и подмял под себя катер береговой охраны...
Как матрос с другого катера, оставшийся за штурвалом, выскочил за борт...
И еще Онопко слышал выстрелы. Оставшийся на катере начал палить вверх, а кто-то из матросов на берегу выпустил пару длинных бессмысленных очередей по кораблю.
А корабль тем временем развернулся и, быстро набирая ход, двинул в открытое море, таща за собой два катера береговой охраны - в одном из которых еще оставался один размахивающий автоматом солдат.
Онопко следил за кораблем, пока тот не вплыл в облако тумана, то самое, грязно-серое со слабыми голубыми искорками, вспыхивавшими то тут, то там. И - если только это не было обманом зрения вследствие нервного перенапряжения, - Онопко увидел, что корабль начал меняться.
А после - пропал.
Матрос Лукьянов не знал, что ему делать. Он сидел, вцепившись левой рукой в штурвал, и пытался прицелиться из своего автомата - но куда?
Потом со стороны корабля раздался громкий треск. Обшивка пошла трещинами, словно корабль что-то взламывало изнутри, как безумная улитка, решившая избавиться от своей раковины.
Лукьянову больше всего хотелось упасть на дно катера, закрыть голову руками и, может быть, заснуть. Или - проснуться. Но он не мог. Левая рука не подчинялась. Единственное, что он смог сделать - это отвести взгляд от того, что проглядывало сквозь трещины расползающейся обшивки и того, что было
А море и небо уже сменили свои привычные цвета.
Корабль-Матерь
...С интересом, лишенным чувства, наблюдал он себя и того, частью кого он стал. Кто был, в свою очередь, частью кого-то еще, большего и неизмеримо важного - именно Этому следовало отныне служить, отныне и до конца...
...Решил осмотреться, не углубляясь. Сосредоточился на себе и тех, кто пришел с ним извне. Изначально их было восемь, но двоих, проникших в фальшивую рубку, уже можно было не считать: их разумы отныне были перемешаны друг с другом и поглощены Разведчиком - вот как звался тот, частью кого он был!
– а все остальное использовано для укрепления корпуса. Остальные пятеро находились рядом с ним. Их обнаженные тела он видел одним глазом - и, возможно, еще чем-то, - а через нервы второго глаза Разведчик сейчас проверял его на пригодность. Сгодится ли он для усиления зрения и слуха Разведчика?..
...Наблюдал за еще двумя, подвергнутыми проверкам. Оба извивались, странно замедленные, разевающие рты в неслышном - вовсе не неслышном, просто сейчас ему не требовалось слышать - крике...
...Остальную троицу Разведчик проверял на выносливость. Они должны были стать внутренними стражами или атакующими, поэтому спешить было нельзя...
...А Разведчик спешил. Он чувствовал это. Что-то пошло не так. Вероятно... Вероятно, То, кому они служили - отныне и до конца, - было в большой опасности...
...Поэтому Разведчик проник одному из возможных усилителей во вторую глазницу и в рот - и слабое человеческое тело вдруг переломило в позвоночнике, а на выдранных из глазниц белесых нитях повисли красновато-серые ошметки...
...И вдруг он увидел-услышал-почувствовал...
То, кому они служили - отныне и до конца, - Мать - была атакована.
В небе неприятного для человеческого глаза - впрочем, ко всему привыкаешь - бледно-розового цвета кружили истребители, простые одномоторные монопланы. Они защищали два больших четырехмоторных бомбардировщика, готовых вот-вот оказаться над целью - Кораблем-Матерью. Пулеметы истребителей поливали свинцом похожий на небольших размеров остров Корабль-Матерь, зенитные пушки которого, находившиеся в нескольких бородавчатых наростах на корпусе, плевались в ответ короткими дротиками и зарядами в форме коренных зубов человека. Эти заряды, на первый взгляд неуклюжие, прошибали в крыльях и корпусах самолетов здоровенные дыры.
Вскоре после начала боя нападавшие понесли первые потери. Один из истребителей, с пробитой двумя дротиками кабиной, рухнул в океан буквально в паре метров от Корабля-Матери, и почти одновременно с ним второй, лишившийся большей части левого крыла, упал прямо по курсу Разведчика, шедшего на помощь к "Той, кому он служил".
Оставшиеся истребители силились заставить зенитные орудия корабля умолкнуть. Одна из выплевывавших дротики башен лишилась под свинцовым ливнем опоры и неловко завалилась набок, другая, стреляющая "зубами", чуть погодя была разрезана пулеметной очередью от середины к верхушке. Еще одну снес истребитель с забрызганной кровью кабиной.