С царского плеча
Шрифт:
Однако даже в таком состоянии Людмила не могла отказать в просьбе горячо любимому сыну.
— Пойдем, голубушка, я все устрою.
Но Настя вывернулась из рук свекрови.
— Я тут не останусь! — яростно заявила она. — Я хочу быть со своими родными и друзьями! Хочу видеть, что для поисков моего сына делается все возможное!
Леша встал рядом с матерью.
— Настя, подумай о нашем ребенке.
— Только о нем и думаю!
— Я говорю о том ребенке, которого ты носишь под сердцем.
— С ним-то все в порядке. Ему ничего не угрожает.
— Мы и так делаем все возможное! В чем ты нас обвиняешь?
— Верните мне сына!
— Настя, ты же сама видишь, мы обыскали весь поселок. Завтра обыщем прилежащую часть леса. Полиция объявила мою машину в угон! Они тоже ищут Ваньку. Ну, что еще мы можем сделать?
— Ах, я не знаю, не знаю! — заплакала Настя навзрыд.
Эти слезы помогли ей избавиться от громадного напряжения, в котором она жила последние несколько часов. Слезы дали Насте необходимую разрядку. И Леша увел рыдающую невесту в глубь дома, а друзья пошли к себе в гостевой дом.
На улице уже совсем стемнело. Но по дороге они наткнулись на трех подростков, один из которых был в одежде назарея, а двое его приятелей в обычной одежде мирян. Все трое были чем-то возбуждены и оживленно советовались:
— Говорю, надо сдать их в скупку. Я видел, как батя такую штуку со старой бабкиной люстрой проделал. Мать ее выкинуть хотела, а он в город отвез, там за нее отцу три тыщи дали!
— А вдруг прознает кто?
— Да ты чего? Трусишь, что ли?
— И паспорт у матери где-то спрятан.
— Забери! Это же знаешь, какие бабки!
Но больше четырем сыщикам ничего из разговора этой подозрительной троицы услышать не довелось. Подростки, заслышав их шаги, мгновенно понизили голоса. А когда друзья подошли ближе, и вовсе замолчали, проводив их настороженными взглядами. Все трое были примерно одного возраста. И физиономию самого высокого из них покрывали такие отменные жирные прыщи, что черты его лица совершенно искажались. Может быть, парень был даже очень и ничего, но прыщи делали его совершенным уродом.
— Странные ребятки, — заметила Леся. — Интересно, что они там обсуждали?
— Ох, не знаю, — вздохнула Кира. — Не до них мне сейчас! Еле ноги тащу.
Гостевой дом стоял пустой и темный. Никто внутри их не ждал. Не было также никакого ужина, пусть даже состоящего из хлеба и воды. Растерянные и недоумевающие друзья стояли, не зная толком, что им делать дальше. Они понимали, что в поселке все слишком удручены смертью отца Захария, чтобы помнить о чужаках, нуждающихся в горячем ужине. Однако есть хотелось так сильно, что подруги с тоской начали вспоминать клейкую кукурузную кашу, которую варила на ужин в доме покойного пророка Вирсавия.
— Не позвонить ли нам в пиццерию? — произнес Лисица.
— Хорошо бы, вот только возят ли они заказы в такую даль?
До ближайшего крупного населенного пункта, где, по мнению подруг, могла находиться пиццерия или любое другое заведение, торгующее фастфудом с доставкой
— Заплатим, так привезут. Или сами поедем! В конце концов, не сидеть же нам голодными! У них траур и пост, а нам нужны силы, чтобы продолжать расследование!
Мысль о том, что можно хотя бы ненадолго уехать из поселка туда, где обитают нормальные люди, где светло и радостно, показалась всем очень привлекательной. Но друзья не успели никуда уехать. Внезапно за их спиной дверь приоткрылась, и робкий женский голос произнес:
— Можно к вам?
— Да, заходите.
В дверь тут же вошли невысокого роста миловидная женщина и мужчина, по всем повадкам, ее муж. Он держал в руках корзину, из которой вкусно пахло жареной рыбой.
— Я ваша соседка — Лиза, — представилась женщина. — Догадалась, что вы остались без ужина, и принесла вам остатки утреннего улова моего мужа. Мы и сами еще не ужинали, будем рады разделить трапезу с вами.
И вытаскивая из корзины пакетики, кулечки и контейнеры, женщина попутно объясняла:
— Муж ходил сегодня утром на рыбалку, ему повезло, он наловил много рыбы. Достаточно и для нас, и для гостей.
— Вы мать Славы? — первой догадалась Кира.
— Верно. А это его отец — Игорь.
— Скажите, а почему вы просто Игорь и Лиза, а все прочие в поселке носят имена ветхозаветных пророков или царей?
— Не все, — покачала головой женщина. — Только те, кого лично крестил отец Захария. Тем он и давал имена по своему выбору. Меня же крестили в православном храме в детстве, а муж принял крещение в восемнадцать лет, но также в православном храме.
— И встретились вы уже тут?
— Да, мы с мужем немногие, кто присоединился к отцу Захарию не по праву рождения, а по собственному выбору.
— И как? Не жалеете?
— Как вам сказать, — произнесла Лиза и с сомнением взглянула на мужа.
Но тот ей ободряюще кивнул. Мол, раз начала, говори до конца.
— Не бойтесь, говорите, что у вас на душе, — поддержала молодую женщину и Леся. — Если у вас есть что-то против порядков в Зубовке, то мы самые подходящие люди, кому вы можете об этом рассказать. Нам и самим тут очень многое не нравится.
— Нет, нет, нам почти все нравится, — поспешно возразила Лиза, как-то опасливо покосившись на окно и кинув быстрый взгляд на дверь, не подслушивает ли там кто.
А потом понизив голос, она призналась:
— Когда мы только приехали в этот поселок, то ничего из имущества не имели. Ну, буквально ничего. Мой отец страшно пил, пропивал все, что было в доме, а под конец продал и нашу с ним комнату в коммуналке. Я осталась вообще без жилья. У Игоря похожий расклад, только у него пили мать и отчим. Жить с ними было невыносимо. Одним словом, мы приехали сюда, нам сразу же построили дом, дали скотину, научили обрабатывать землю и ухаживать за птицей. И сначала нам все тут очень нравилось. Жизнь неспешная, люди благожелательные, отец Захария хоть и строгий, но зато справедливый.