С Корниловским конным
Шрифт:
Было тихо-тихо кругом. Дышали, может быть, только лошади, для которых было все равно — в природе, в полку, в людской ли ссоре. Мой прощальный приказ был уже прочитан в сотнях. Что же еще сказать? Я нисколько не сомневался в полном сочувствии офицеров, но для казаков, может быть, это было «все равно»?
— Я уезжаю из полка по воле начальства... Оставайтесь, братцы, все такими же храбрыми и молодецкими, которыми были всегда. Кубань родная — вас возблагодарит. Прощайте! — закончил я.
— Покорно... Рады стараться... Счастливо!.. —
Козырнув офицерам и поворотя свою кобылицу, крупной ускользающей рысью шел я к воротам своего былого
штаба полка. Корниловский конный полк — оставался в гробовом молчании. И свой родной, кровный полк — я встретил ровно через год, на Черноморском побережье в 1920 г., в трагические дни Кубанской армии, когда он вошел в состав 2-й Кубанской казачьей дивизии, которой я командовал тогда.
В тот же день я выехал в тыл, в Екатеринодар. На второй день мьг проезжаем места боев, где обильно была пролита кровь полка в конных атаках. Следующая ночевка в Дивном. Много разгороженных дворов: это полки разобрали доски на постройку гробов погибшим казакам, отправляя их на Кубань, в свои станицы...
На вокзале села Петровского неожиданно встречаю полковника Камянского, того старого корниловца, которого Бабиев не принял в полк, куда он вернулся после болезни.
— Куда и как?.. Где дивизия? — забросал он меня вопросами. Я пояснил ему, «где дивизия», и сообщил по-дружески, что «отстранен по Войску».
— Как, т. е.? — недоуменно спрашивает он.
— Не подошел Бабиеву... — поясняю ему.
— Да, такому человеку трудно подойти, понравиться, — смеется он. — Ия очень рад, что еду к своим, в свой 1-й Полтавский полк. А вы еще послужите, вы так еще молоды. Это мы, старики... — смеется он, добряк. Этому «старику» тогда было не больше 38 лет.
Встречаю старшего полкового писаря, вахмистра Александра Шарапова, казака станицы Ильинской, сослуживца по Турецкому фронту.
— Слышали?.. Георгий Константинович перевернулся ведь! — кричит он мне.
— Где?.. Когда? — с горестью спрашиваю его.
— Да на Маныче!.. Под Великокняжеской! — отвечает он.
Это был убит мой долгий командир сотни по мирному
времени и Кавказскому фронту, теперь полковник и начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии, Маневский. Производство в генералы застало его в гробу. От такой жуткой новости — гибели этого выдающегося кубанского штаб-офицера — мое личное горе сжалось в маленький комочек.
Финал
Я в Екатеринодаре. Иду в Войсковой штаб. И только что стал подниматься по лестнице на 2-й этаж, — как навстречу мне спускается Походный атаман Кубанского Войска, генерал Науменко. Отступив назад, — рапортую:
— Ваше превосходительство! Командующий Корниловским конным полком полковник...
Я
— Елисеев... выбирайте любой полк на штаб-офицерскую вакансию, но в Корниловский полк Вы не можете вернуться, — и добавляет: — Против Вас здесь есть недовольные и в тылу...
Но это было уже возмутительно, безосновательно и недопустимо. Во время Великой войны на Кавказском фронте офицеры нашего полка, да, думаю, и всех остальных полков войска — всякое распоряжение Войскового штаба (фактически Кубанского Наказного атамана), назначенного Императором, — считали справедливым, почти священным. Воспитанный и привыкший так мыслить — теперь я усомнился в этом, так как исключительная любезность Походного атамана и его слова ясно говорили мне, что генерал Бабиев условился с генералом Науменко лично, чтобы он «отозвал» меня с фронта, но не Бабиев «уволил» меня. И главное, безо всяких причин — ни со стороны начальника дивизии генерала Бабиева, ни со стороны Походного атамана генерала Науменко.
Единоначалие во всякой армии необходимо. Это есть тот основной стержень, на котором она держится. Но надо быть очень честным и благородным «в верхах», чтобы армию не расшатывать пристрастием, протекционизмом, дружеством, кумовством и вообще разным произволом. Я был жертвой всего перечисленного.
— Я не знаю других полков, Ваше превосходительство, почему и назначайте меня сами, куда угодно... Мне все равно, — ответил я генералу Науменко.
Я был взволнован. Чуткий Науменко, конечно, все знал и понял меня. Он остановился, немного подумал и говорит:
— Хотите к полковнику Гамалию? Он в станице Екатерининской формирует 3-й Уманский полк. Вы знаете его? Он, кажется, однокашник с Вами по военному училищу?
«К Васылю!.. К юнкерскому защитнику всех сирых и обиженных... к кубанскому герою и богатырю-казаку?» — думаю я: И тут же дал согласие. Науменко был очень рад такому быстрому исходу, поднялся наверх и приказал написать мне соответствующее предписание.
СПИСОК
офицерам Корниловского конного полка Кубанского войска, убитым и раненым с 13 сентября 1918 г. по 3 мая 1919 г., за время моего пребывания в полку, что точно известно мне, как происшедшее па мот глазах.
Убиты:
1. Полковник Федоренко, командир полка — убит под станицей Михайловской Лабинского отдела 13 сентября 1918 г.
2. Есаул Удовенко, полковой адъютант — убит под станицей Курганной Лабинского отдела 18 сентябя 1918 г.
3. Прапорщик Шевченко — убит под хутором Абдурахмановым Лабинского отдела 15 октября 1918 г.
4. Зауряд-хорунжий Корякин — убит у станицы Уруп-ской Лабинского отдела 18 октября 1918 г.
5. Сотник Поляков, командир сотни — убит у Соленых хуторов Ставропольской губернии 12 ноября 1918 г.