С крестом и мушкетом
Шрифт:
Марчелло был рядовым иезуитом в Риме, ничем особенным не выделялся. Но надо же было так случиться, что на голову ему упала лестница да так сильно стукнула иезуита, что у того отнялся язык. Опасались, что иезуит умрет. Но как быть — он же не может исповедаться! Не божья ли это кара за неизвестные прегрешения? Возможно, такие прегрешения и были. Так или иначе, Мастрилли знаками попросил снять со стены портрет уже канонизированного и причисленного к лику иезуитского миссионера Франциска Ксавье и положить рядом с ним. По тому, как шевелились губы иезуита, по тому, как обращал он свой взор к портрету,
В Ватикане протрубили о новом чуде. Иезуиту ничего другого не оставалось, как выполнить обет. И он отправился в Японию. По дороге корабль затонул, и пассажиры выбрались на берег Филиппин. Появление в Маниле человека, исцеленного таким чудесным образом, произвело сенсацию. Все хотели познакомиться с ним. Иезуита наперебой приглашали в лучшие дома. Так он и застрял в гостеприимном городе, не торопясь отплывать в Японию, где так легко кончить жизнь заурядным мучеником.
И вот для укрепления духа гарнизона глава иезуитов предложил послать миссионера в крепость. Мастрилли же рассудил, что этот подвиг менее опасен, чем путешествие в Японию, и поехал в крепость вместе с подкреплением и новыми офицерами. Старых офицеров, как не справившихся с обязанностями, а заодно и старых капелланов-августинцев отправили обратно.
Флот Кудрата, возвращавшийся из набега, попал в засаду, устроенную испанцами (на этот раз гарнизон был начеку), и был почти весь уничтожен.
Это была неплохая новость для губернатора. Можно было начинать поход.
В феврале 1637 года из Манилы вышла флотилия, которой командовал сам губернатор. На кораблях более четырехсот вымуштрованных и отлично вооруженных испанских солдат, а также вспомогательные отряды союзников — покоренных князей. На берегу к ним присоединился местный испанский гарнизон.
В первом сражении Кудрат потерпел поражение и отступил к холмам, в свою горную крепость Магунданао.
Крепость Кудрата была трудным орешком. Губернатор знал это, но не жалел о том, что начал кампанию. Необходимо было проверить войска. Губернатор разделил армию на две части. Первую под началом командира гарнизона Гонсалеса отправил в обход холма, на котором находился Кудрат. Сам же решил наступать с фронта. По сигналу трубы оба отряда должны были броситься на штурм.
Подвел губернатора собственный отряд. Несколько солдат побежали вперед, не дождавшись сигнала. Губернатору пришлось раньше времени ввести в бой основные силы. Труба не помогла бы, потому что Гонсалес еще не завершил обходного маневра.
Штурм закончился неудачей. Больше того, Кудрат догадался, что в атаке принимали участие не все силы губернатора. А потому решил, что половина войск зашла к нему в тыл, откуда и надо ждать второго штурма. Посланные им разведчики подтвердили догадку. Два отряда стояли с двух сторон крепости.
И тут губернатор показал себя более опытным военачальником, нежели Кудрат. Он попытался поставить себя на место оборонявшегося султана и принять с его точки зрения наиболее правильное решение. Что оставалось делать Кудрату? Очевидно, разделить силы и половину их бросить к одной стене, половину — к другой, чтобы обеспечить защиту крепости
Решив, что Кудрат будет действовать именно так, испанец втайне, лесом, отправил к Гонсалесу весь свой отряд, оставшись сам с небольшим заслоном.
Запела труба. Перебегая за кустами и создавая как можно больше шума, заслон губернатора двинулся на штурм не спеша, с таким расчетом, чтобы не очень приближаться к крепости.
В это время основные силы испанцев бросились на штурм с тыла. Несмотря на то что положение крепости Кудрата стало критическим, султан не решился снять с передних укреплений защитников. И весь бой половина его армии провела в бессмысленной перестрелке с несколькими испанцами, то есть в сражении не участвовала. Это и решило судьбу крепости. Через час испанцы ворвались внутрь.
Только Кудрату с несколькими спутниками удалось бежать.
Губернатор вошел в крепость через распахнутые ворота. И первое, что приказал, — повесить пленных. Надо было так запугать всех смутьянов, чтобы навсегда обеспечить их покорность. Семьдесят два человека было повешено. Казнью руководили офицеры и иезуиты. На пути к морю испанцы сожгли семнадцать деревень и всех жителей увели в рабство.
С берега увидели флотилию из сорока галер. Это отцы иезуиты вели подкрепление — обращенных в христианство филиппинцев.
Перед тем как вернуться в Манилу, губернатор послал гонца к племяннику Кудрата, который правил одним из островков неподалеку. Он предложил племяннику власть над султанатом при условии, что тот выкажет покорность испанской короне и станет ее вассалом. Племянник, которому и не снилось такое возвышение, согласился на условия испанцев и спешно прибыл в свои новые владения. В мирном договоре был еще один пункт. Отныне души подданных нового султана переходят во владение иезуитов. И он обязан охранять миссионеров и не препятствовать им обращать в христианство всех моро.
Манила триумфом встречала победителей. По городу прошествовали отряды испанцев и «союзников». Перед губернатором шли несколькими рядами солдаты, которые волокли по пыли знамена Кудрата. У дома, центра иезуитов, губернатора ждал их глава Луис де Педрара. Он стоял под сооруженной иезуитами громадной триумфальной аркой. По его знаку оркестр заиграл специально сочиненный гимн, воспевающий губернатора,
Цены на рабов в Маниле резко упали.
И еще одно: на торжествах никто не видел архиепископа Филиппин. Тот не покидал своего дома и следил за всем сквозь узкие щели закрытых ставен. Внешне он смирился, отменил интердикт, не вмешивался открыто в дела губернатора. Но письма — письма он слал регулярно: великому инквизитору, папе римскому, главе ордена августинцев — всем.
Окружающие независимые княжества и султаны восприняли поход губернатора как предвестник других, более крупных походов. И расправа испанцев на Рио-Гранде скорее не запугала их, а заставила забыть на время всегда губившие их раздоры и объединиться.
Раджа острова Холо, управлявший всем архипелагом Сулу, стал во главе наспех сколоченного союза. Он обратился к владетелям соседних островов, к раджам Северного Калимантана, ко всем вождям моро: если сейчас не подняться всем вместе против испанцев, филиппинцы станут рабами белых дьяволов.