С крыла на крыло
Шрифт:
Ехал и думал. Глаза сами обшаривали асфальт, обочины, выискивали инспекторов ОРУДа, руки сами крутили руль, а мысли все о том же: "А что здесь странного?.."
Свернув к воротам, я почувствовал в себе волнение: а вдруг не откроются?.. Вполне понятное волнение всех принцев, разбойников и мудрецов, всех, кто произносил когда-нибудь у двери: "Сезам, откройся!.."
Зазвенел колокольчик, и ворота бесшумно раздвинулись. Я въехал в "ловушку" - большой пустынный двор. Пока разворачивал, ставил машину, откуда-то появилась девушка; улыбаясь, спросила,
Секретарь - солидная женщина - сама приветливо обратилась ко мне. Я сказал:
- Да, это я.
Она как-то странно улыбнулась:
- Вас ждут.
Я машинально потянулся за расческой, спросил:
- Что-нибудь не в порядке?
- Что вы!
– немного смутилась она.
– Просто я вспомнила... Сергей Павлович просил меня соединить, назвав вашу фамилию... И хотя ваш город, можно сказать, рядом, я почему-то позвонила в Киев...
- Понимаю... Мне сюда?
- Да, да... Через два зала до конца.
Я прошел вдоль длинного стола зала заседаний. Дверь была открыта во второй зал, поменьше, а из него в крохотную комнатку. Заглянув в полуоткрытую дверь, я и увидел тут Сергея Павловича.
Удивительно теплые карие глаза. Он сказал:
- Здравствуй, "крестник", - так, будто мы вчера расстались на планерном слете. Взял меня за плечи: - Садись, рассказывай.
Мы долго говорили.
Сергей Павлович дал понять, что ему очень нужны энергичные, самоотверженные люди. Потом спросил меня о знакомых планеристах. О семье погибшего Вити Расторгуева. И очень внимательно слушал, что я скажу. Потом взял синий карандаш и на плотном листке бумаги написал номер своего телефона и под ним: "В любое время, с 8.30 утра, сказать, что звонок согласован. С. П. К.".
Листок этот так и сохранился у меня на память.
Осень 1964.
Мой сосед - наши столы рядом - заполнял бланк отчета. Я не удержался и спросил:
- Как там Сергей Павлович?
Он поднял глаза и заметно просветлел:
- Знаешь, я преклоняюсь перед ним! Представь себе: ему сообщили... Ну, там что-то дурит... Нет фиксации некоторых двигательных параметров. Стали уговаривать дать запуск. "Очень жмут... Задержка недопустима..." И так далее. Он подумал и решительно сказал: "Если мы начнем делить дефекты на главные и второстепенные, мы доведем дело до... А потому приказываю: снять со старта, расстыковать, все прозвонить, найти, устранить и вновь готовить".
Ты представляешь, что такое "она" на старте?..
– Коллега сделал многозначительную паузу.
– В общем так и поступили, хотя это и не всем понравилось. Разумеется, неполадки нашли, устранили и при последующем пуске все прошло на редкость гладко.
Зима 1964.
Нас двое. Идем на работу тропинкой в парке. Можно только гуськом - вокруг глубокий снег. Не поворачиваясь, спрашиваю:
- Как слетали?
Мой попутчик, ведущий инженер, басит позади:
- Хорошо, все в порядке.
- А как пуск?
- Представьте, хоть ноги и тряслись,
- Как у него распорядок?
- Хм!.. СП прилетел с "жаркой точки". Сразу же устроил разбор подготовки, все распределил. На предложение поехать в гостиницу ответил отказом, сказал, что будет здесь, у дела. Во все вникал сам и очень всех подогревал. После пуска хотел было лететь в Москву: у него дома какие-то неприятности - кто-то из близких в больнице. Позвонил, вздохнул и сказал: "Нет, надо идти обратно!.." И в двенадцать ночи взял курс к себе на точку. Вообще неизвестно, когда он отдыхает... Например, в ночь пуска он лег в три, а встал в шесть и говорит, хорошо отдохнул. Спал в кабинете.
Зима 1966.
Сергей Николаевич Люшин вспоминает.
12 января 1965 года ему позвонил Сергей Павлович.
- Сергей, ты?..
- Да, я.
- Ты что делаешь?
- Ничего.
- Так вот что... Я обнаружил случайно, сегодня день моего рождения. У меня собрались друзья. Я очень хочу, чтобы ты был. Приезжай.
- Приеду.
- Приезжай. Буду очень рад тебя видеть.
- Как тебя найти?
- Меня найти?.. Это вопрос... Пожалуй, я не сумею объяснить, позову Нину. Она все скажет лучше.
Он сам меня встретил и очень трогательно всем представил как лучшего друга молодости... И чувствовалось, что он как бы молодеет при мне на тридцать лет.
Я позвонил ему снова 1 января 1966 года, поздравил с Новым годом. Он поблагодарил. Сказал ему, что хочет или нет, но в день рождения буду у него и уже приготовил подарок - модель планера "Коктебель". "А вот и не будешь", - возразил Сергей Павлович. "Почему?" - "Потому, что я собираюсь лечь в больницу для профилактики... Потом, когда выйду, встряхнемся, но это будет чуть позже..."
Мы познакомились мальчишками - в первый месяц наших воскресных поездок на "Первомайку" под Сходней.
Помню, в жаркий день шла военизированная игра, и мы бежали вдоль склона в противогазах. Сейчас они, вероятно, много совершенней, но тогда, в тридцать первом году, подросток чувствовал себя в нем скверно. Дышать невмоготу. Резина прилипла к лицу и жжет. К тому же почти ничего не видно, то и дело натыкаешься на спины. Сквозь запотевшие стекла ребята напоминают марсиан.
Я пытаюсь сперва вдавливать пальцем аппендикс резинового носа и протирать изнутри стекла, но помогает это на мгновение. И тут как на грех налетела на меня смешинка: представил себе всю нашу группу со стороны. С пальцами, безуспешно действующими в резиновых носах...
Я поперхнулся, должно быть; искры посыпались из глаз. Толкнув кого-то, свалился сам. Кусты смягчили падение, под небольшим обрывом я шмякнулся на траву. Приходя в себя, стащил с лица резину и по шуму веток понял, что кто-то летит за мной. Я увидел желтый пригорок одуванчиков в цвету и обернулся. Рядом сидит парень и тоже трет мокрое и красное лицо. Мы улыбнулись друг другу. Я сказал: