С крыла на крыло
Шрифт:
У нас были теперь повсюду свои болельщики, они поддерживали нас и хотели, чтобы мы выполнили эту необычайно трудную, даже азартную работу. Наше бюро не имело штатных единиц: все по совместительству, два главных и три ведущих инженера. Вот, собственно, и все "бюро".
В этом и сказалась дипломатическая хитрость Сергея Николаевича. Он сотворил из нас между делом двух главных и опустил с идиллических высот на землю, не обременив ни штатами, ни кассой, ни бухгалтерией, ни мало-мальски "райскими"
Вся неестественность его "создания" могла бы выявиться только при крупных неудачах, но и тогда у него оставался отличный ход: "обезглавить"!
Когда мы в ночь своего "посвящения" в сан выкатились с приказом в руках, удивительно похожим на некую грамоту, Сергей Николаевич, вероятно, улыбался нам вслед, как твеновский миллионер бедняге с банковским билетом в миллион английских фунтов, который нигде нельзя было разменять.
Все же мы наладили серийное производство техники и вместе с директорами заводов представили эту работу на войсковые испытания.
Теперь с трудом верю себе: могло ли это быть?
Вне плана наладить выпуск чего-либо нового там, где идет серия. Спросите любого директора, он вам скажет: "Трудно!"
Я вспоминаю разбитую в щепы выдвижную доску письменного стола. Директор раскроил кулаком в один из первых дней нашего приезда на его завод.
Но шло время. Поступали агрегаты. Контуры системы проявлялись в металле. Потом отладка, сдаточные полеты... И вот настал день: "Все! Выполнено задание правительства".
Мы говорили по телефону с министром, просили отметить на заводе тех, кто очень старался, чтобы все построить...
Затем простились с директором куда теплее, чем познакомились. Он не скрывал от нас улыбки.
И наконец, отправились по цехам: прощались с новыми друзьями так, будто они все это соорудили для нас лично и мы можем захватить все эти самолеты к себе домой.
Теперь оставалось немного: возвратить звания главных конструкторов, будто бы взятые "напрокат". Вместе с отчетом о войсковых испытаниях.
Мы верили, что они пройдут успешно, и не ошиблись.
Где-то в средине пятидесятых годов мне подвернулась коротенькая работа. Чиркнула, осветила что-то нужное и отлетела в сторону.
Таких заданий случается у нас немало. Мелькают, как вагоны, а память о них - полустанок. Промчались, похожие и разные, и превратились в точку.
Словом, не вспомнил бы я этот полет, не будь он связан с именем человека, которого забыть нельзя.
Память о Сергее Павловиче Королеве выльется в бронзу памятников на других планетах!..
Тогда же, собираясь в этот скромный полет, мы называли только две буквы: С и П - задание "СП".
У воздушного корабля с позывными № 5707 беспрестанно
Задание "СП".
Рабочий день окончился, а мы только собираемся в полет. Предстоит сбрасывать какой-то спецконтейнер.
Если бы не "СП" - сказали бы: "Так невозможно!"
Да, невозможно... Только не для "СП".
Под брюхом самолета раскрыты створки люков. Люди внутри огромной ниши. Из-под створок вижу пыльные ботинки, брюки, комбинезоны, сапоги - нас много. Идет последняя проверка.
Интересуюсь, как дела. И тоже лезу, согнувшись, в чрево. Парашют уже на мне и подбивает под колени. От яркого солнца - в сумраке брюха глаза не сразу различают лица и предметы. Здесь просторно, как в длинном коридоре. Вижу: люди вокруг огромного корыта. Это песок для пробных сбросов.
Сам контейнер висит над головами по центру: круглый, зеленый и тупой, весом в четыре с половиной тонны. Все вместе с парашютом. А парашют - как в песне: "Мы такого не видали никогда!" Чуть меньше четверти гектара...
Евгений Иванович, наш ведущий от КБ, увидел, что я готов к полету, говорит:
- Ну, друзья, кажется, надо кончать, - и ко мне: - Все прозвонили еще раз: замки исправны, сигнализация в порядке - трижды имитировали сброс. Теперь за вами; помните указания "СП": главное - скорость - не превышайте двести десять километров!.. А высоту - не выше тысячи...
Я сказал:
- Да, знаю.
А сам подумал: "Не густо. На посадку иду на двести сорок... Планирую на триста!"
Женя Жарков, бортинженер, будто угадал мои мысли, усмехнулся:
- Бабушка писала внуку в летную школу: "Летай, касатик, пониже и потише!" Совет дала старушка, как скорей убиться. На самых что ни на есть срывных режимах...
Я покривился. Вообще-то говоря, он прав. Только шутить неуместно: нам сейчас лететь.
В авиации нет ничего глупее старания летать как можно медленней, на небольшой высоте. Здесь у самолета одно стремление - скорей отправиться на переплавку.
Евгений Иванович отрубил:
- Ну, хватит зубоскалить!
У Евгения Ивановича, как мне всегда казалось, лицо убежденного скептика. Желая меня подбодрить, он изобразил какую-то трагическую гримасу, напоминающую, может быть, улыбку. Как видно, думая: "Все мы под богом", - он сказал:
- Тут, как я понимаю, все в этом треклятом парашюте величиной с картофельное поле... Чтоб его не разорвало!..
Я задал ему только один вопрос:
- А не может купол раскрыться прямо здесь, в отсеке, когда контейнер еще не сброшен?
– И сам подумал: "Это было бы очень неприятно - тогда нас туго спеленает".