С крыла на крыло
Шрифт:
Через минуту Чистяков уже совершенно успокоился и, крепко навалившись на меня справа, так что мне пришлось втиснуться в левый борт, угловато двигал штурвалом. Наш планер, немного покачиваясь на тросе, стал довольно сносно держать строй на буксире и даже в развороте. Механик-сцепщик, только что беспокойно высунувшийся из люка на спине "юнкерса", перестал суетиться.
Чувствую, неуверенность на лице Чистякова исчезла, появился интерес, вспыхнула искорка спортивного увлечения.
- Хорошо, - подбадривал я, - ты действительно
- Ну, хватит, - сказал он, - пора взяться за режимы.
Через полчаса мы приземлились.
Леонид Васильевич сиял. Еще бы, он вел планер на буксире и вполне справился! Однако он еще не догадывался о моем дальнем прицеле. Посоветовавшись с Николаем Васильевичем Гавриловым, мы оба пришли к выводу, что риск сравнительно невелик и цель вполне будет оправдана.
На следующий день Чистяков подошел к планеру с очередным заданием.
- Вот полетный лист, - сказал он, - посмотри режимы.
- Мне это ни к чему. Теперь, брат, полетишь сам.
- Ты шутишь, Игорь?
– Он забеспокоился, улыбка сбежала с лица.
- Нисколько. Пойми, сейчас у всех горячие дни. У меня готов И-16 с турбокомпрессорами и "Орел". Твой "Сокол" вяжет меня по рукам. Зря ты волнуешься, говорю тебе как бывший инструктор. Для общего спокойствия первый полет буду буксировать я, постараюсь сделать это аккуратно. Самый подходящий момент тебе в люди выходить!
Переминаясь с ноги на ногу, он говорит:
- Все же без подготовки... К тому же аэродром маленький. Вдруг не рассчитаю?
- Не будь балластом, пораскинь мозгами, - подстегнул молчавший до этого Гаврилов, чувствуя, что Чистякову нужен толчок.
Он напоминал человека, стоящего на берегу. В то время как один решительно нырнул с разбегу, другой, чуть замочив ноги, похлопывает себя мокрыми ладонями, поеживаясь от холода, а третий ждет толчка. Толкни его, он, исчезнув в брызгах, фыркнет, зальется восторженным смехом от жгучего ощущения внезапного падения. Вынырнет, все еще хохоча и создавая вокруг себя веселую суматоху.
И вот "Сокол" на старте. Вновь испеченный планерист-испытатель, он же ведущий инженер, усаживается в машину. Большого энтузиазма на его лице что-то незаметно.
Даю ему последние инструкции. Трос прицеплен к планеру, я иду на самолет. Шагаю и думаю: "Черт возьми! Может, действительно легкомысленно... Так, с одного полета... Есть еще время отменить, сказать, что пошутил. Нет уж, толчок сделан, и пусть себе плавает... и фыркает!"
Минут через сорок Леня стоит у своего планера. Спешу его поздравить с первым вылетом. У него лицо счастливца.
Все оказалось в лучшем виде. Правда, аэродрома действительно для первого раза было маловато. Дальше пойдет лучше.
Испытания
Планер прост, нет двигателей и сложных систем. Испытания его относительно уже. Для десантного планера, правда, помимо определения летных качеств, нужно узнать еще кое-что - к примеру, удобно ли работать десантникам, быстро ли они могут при необходимости выброситься с парашютами, и так далее.
В совместных испытаниях "Орла" дело шло быстро, военные были с нами бок о бок, и для "примерки" не нужно было ходить далеко.
Однажды все вместе мы отправились выбирать площадку для посадки. И интересы сторон разошлись. Военные хотели создать труднейшие условия для испытаний - подобрать площадку как можно хуже.
Инженеры стремились подыскать площадку поровней.
Сделанное своими руками всегда дороже.
- "Рациональное зерно" десантного планера тем крупнее, чем выше кочки, на которые он сядет, - изрек один из представителей воздушнодесантных войск.
– Лучше бы это были вон те пеньки, - закончил он с обаятельной улыбкой, показывая свежие порубки на краю леса.
- За это покорнейше благодарим, товарищ капитан, - сказал наш ведущий инженер С. В. Чистов, человек решительный, в прошлом отчаянный мотогонщик.
- На пеньки - пожалуйста, - продолжал он, уже смеясь.
– Для вас можем сесть и на пеньки. Будете в россыпи покупать планер?..
Нет. Решили не разбивать машину и заменили пни кочками болота. Они не оказались пухом, но планер остался цел.
Примерно через год заказчики из воздушнодесантных войск все же испытали посадку одного планера на пни. Не знаю, что от него осталось, но летчики не пострадали; это и требовалось доказать.
Неизгладимо в памяти утро 16 октября 1941 года. Мне представляется оно поворотным пунктом, кульминацией наших неудач и размягчения духа.
15-го вечером я приехал в Москву на Октябрьскую улицу. Окно было плотно завешено одеялом. Отец ходил по комнате, его чисто выбритое лицо осунулось, помрачнело, на лбу так и не разглаживались глубокие складки. Щеки впали, будто они никогда не ведали улыбки. Он то и дело прислушивался к репродуктору на стене, потрескивающему в длинные паузы между тревожной музыкой.
Отец пытался из скупых моих слов уловить какую-то точку опоры, вернуть былую веру в наше оружие, в нашу силу. Но что я мог сказать? В этот вечер мне и самому была нужна такая опора.