С крылатыми героями Балтики
Шрифт:
Долго не расходились летчики, продолжая обмениваться мнениями, позабыв и про химию, и про обед. Занятие с Красиковым и часть обеденного времени оказались использованными для просмотра и обсуждения полета нового командира. Итоговую оценку увиденному сделал младший лейтенант Павел Ильич Павлов. С его мнением считались. В свои 22 года он уже преуспел в боевых делах: в начале войны лично сбил три истребителя врага (два "Хейнкель-111" и "Мессершмитт-109") и в паре - "Юнкерс-88". Был награжден орденом Красного Знамени.
– С таким командиром - смело в бой! Он заслуживает
На стоянке звена управления Слепенкова поджидал Ковширов. Пока командир находился в воздухе, начальник штаба успел проконсультироваться у старшего инженера В. Н. Юрченко.
– Вы интересовались, сколько в строю самолетов?
– обратился Ковширов к Слепенкову.
– Да.
– Во второй - машины на профилактике. Третья и звено управления в строю целиком. Если обкатать мотор в первой, то и там будут все на ходу.
– Почему не обкатываете?
– Признаться, не был уверен в надежности полосы.
– Ясно. Пусть обкатывают, - спокойно приказал Слепенков.
– Есть!
Сержант Журавлев, которого вот уже несколько дней придерживали с обкаткой мотора, с радостью узнал о поступившем разрешении и не замедлил взлететь.
Командир вместе с Ковшировым наблюдал полет, оставаясь на стоянке звена управления. Оттуда ближе всего до старта, куда Слепенков собирался подойти ко времени посадки Журавлева.
Через полчаса доложили о поломке самолета во 2-й эскадрилье. Там проверяли уборку и выпуск шасси, поставив машину, как и полагалось, на козелки. Под правым козелком снег подтаял, и самолет свалился на крыло. Плоскость оказалась помятой.
– Кто виноват?
– спросил Слепенков Ковширова. Не дожидаясь ответа, сказал: - Виноват механик. Действовал без смекалки.
Сказал и пошел на старт: Журавлеву скоро на посадку, надо посмотреть поближе. Тем временем Журавлев уже сделал последний разворот и стал выравнивать машину.
– Дайте ракету. Он с одной ногой, - приказал Слепенков. Взвилась красная ракета, и Журавлев ушел на второй круг, тотчас догадавшись, в чем дело. Летчик многократно пробовал убирать и выпускать шасси, использовал и пилотаж. Но ничего не получалось. Пришлось садиться на одно колесо. Ко всеобщей радости, посадка закончилась блестяще.
– Товарищ майор, сержант Журавлев задание выполнил. Разрешите получить замечания, - спустя несколько минут докладывал он новому командиру.
– Молодец!
– улыбаясь, сказал Слепенков, крепко пожимая руку летчику.
Журавлев смутился. Такой реакции он не ожидал. Он ждал, как это бывало обычным до Слепенкова, упрека, а то и оскорбления. За то, что не все, может быть, сделал правильно, чтобы избежать рискованной посадки на одно колесо. Позже Журавлев рассказывал, что, оправившись от первого смущения, он готов был обнять командира. И вероятно, сделал бы это, но по уставу не полагалось.
Получив разрешение быть свободным, Журавлев, счастливый благополучным исходом аварийной ситуации и похвалой командира полка, уверенный в своих силах, бодро зашагал в эскадрилью. Там его ожидали объятия друзей, искренне радовавшихся успеху товарища.
Слепенков
– Летать, как видите, будем с утра пораньше, когда подготовленный с вечера аэродром схвачен ночным морозцем и наиболее крепок. На ближайший период у нас не должно быть нелетных дней из-за состояния аэродрома, - закончил Слепенков свои короткие указания начальнику штаба.
Перед строем майор Ковширов зачитал приказ наркома ВМФ о назначении командиром полка Я. 3. Слепенкова, приказ нового командира о его вступлении в должность, объявлении благодарности сержанту Журавлеву и взыскания за халатность механику, поломавшему самолет.
От имени командира Ковширов сделал указания по распорядку на завтра и ближайшие дни.
– Личный состав свободен, может отдыхать, - распорядился Слепенков, обращаясь к начальнику штаба.
Все отметили, как предельно краток был командир перед строем. Ведь, кроме одной фразы в конце, он сказал всего три слова в самом начале. Приняв рапорт начальника штаба, доложившего о построении полка по случаю вступления командира в должность, Слепенков по-уставному поздоровался со всеми. А после того как прозвучал дружный ответ, добавил еще одно уставное "вольно", тотчас повторенное начальником штаба, и всё. Дальше был слышен только голос Ковширова.
Немногословие командира перед строем и то, что показал он в воздухе до построения, однополчане восприняли с удовлетворением, как верный признак перехода от разговоров к делу. Это исключало любые призывные слова, которые мог, конечно, сказать новый командир, принимая полк. Но не сказал. Ибо, как понимали все, основное уже было сказано в пилотаже над аэродромом. Все, что следовало, добавили к той речи в воздухе приказы от его имени. Других слов и не требовалось.
Впервые за полгода формирования отпустили людей так рано и так быстро. Впервые отменялось вечернее "подведение итогов". И без того всем все было ясно: я итоги неполного первого дня с новым командиром, и то, чем надлежало заниматься завтра и в последующем. В хорошем настроении расходились люди, сделав вывод: новый командир - тот, который им нужен. Вывод, как показало время, оказался правильным.
С приходом Слепенкова летать стали много и, что особенно интересно, без происшествий. И не случайно. Существенно и быстро улучшилась организация. Люди обрели веру в себя, воспряли духом. Они перестроились внутренне, заражаясь энергией, целеустремленностью и энтузиазмом нового командира. В нем обнаруживались все новые привлекательные черты первоклассного летчика, умелого руководителя и душевного человека, лишенного кичливости, доступного для всех старшего товарища. За короткий срок оказалось возможным сделать немало из того, что не удавалось раньше. Повысилась техника пилотирования, улучшилась слетанность пар, звеньев, эскадрилий.