С любимыми не расставайтесь! (сборник)
Шрифт:
Хлопнув дверью, входит Женька. Зажгла свет, швырнула сумочку на кровать, села за стол.
ЖЕНЬКА. Гады!
ЛЕЛЯ. Кто?
ЖЕНЬКА. Все. Какой-то чижик пристал, а меня из клуба.
ЛЕЛЯ. Так! Сколько раз предупреждала, – горох об стенку! Достукалась?
НАДЮША. Теперь начнется веселая жизнь. Пятно на всю группу.
ЖЕНЬКА. А эта только за себя дрожит!
НАДЮША. Не за себя, а за группу.
ИРИНА. Действительно, Женя. Лучшая группа.
ЖЕНЬКА. Хватит! Лучшая, лучшая – надоело! Переведите меня в худшую!
ЛЕЛЯ.
ЖЕНЬКА. К черту! До двадцати пяти лет молодость, а потом можно и воспоминания писать!
ЛЕЛЯ. А сейчас ты не живешь?
ЖЕНЬКА. Прозябаю!
ЛЕЛЯ. Ясно. Ну так вот, дорогая. Мне поручили написать статью в «Комсомольскую правду» о моральном облике. И если ты до того докатилась, что тебя из клуба выгнали, да еще эти твои рассуждения… Как хочешь, Женя, я напишу о тебе!
ЖЕНЬКА. Вот везуха! В газету попасть! Давай, Леля, строчи!
ИРИНА. Бессовестная ты, Женька. Пиши, Леля, я тебе помогу!
ЛЕЛЯ. И напишем! От всей комсогруппы напишем!
НАДЮША. Да вы что, девки, с ума сошли? Сор из избы выносить…
ЛЕЛЯ. А ты хочешь со всеми хорошей быть?
НАДЮША. Если у тебя плохое настроение, не срывай его на других!
ЛЕЛЯ. Со всеми хорошей быть нельзя. Как конфетку оближут!
НАДЮША. Кидаться на всех тоже не буду!
ЛЕЛЯ. Я кидаюсь, да? Кидаюсь? Кидаюсь?
ЖЕНЬКА. Вот сейчас бы вас для кино снять!
ЛЕЛЯ. Пошла ты!..
ЖЕНЬКА. Да еще со всем лексиконом!
Кинооператор сидел перед просмотровым экраном. В зале Надюша. На экране – кадры из киножурнала.
ГОЛОС ДИКТОРА. «Наш корреспондент побывал в общежитии, где живут девушки лучшей комсомольской группы фабрики. Это – Надежда Лапина, Евгения Шульженко, Ирина Волкова, а это – комсорг Елена Комелькова».
На экране Женька, Леля, Надюша. Крупно – Леля. Она оторвалась от конспектов, улыбнулась.
КИНООПЕРАТОР. Стоп! Я же просил не печатать этот кадр! В чем дело? (На экране замелькали треугольники и зигзаги. В зале загорелся свет.) Коля, перемотай и отнеси в монтажную. (Надюше.) Ну как?
НАДЮША. Все очень хорошо получились. Я одна плохо. Хуже всех.
КИНООПЕРАТОР. Секундочку. Подождите.
НАДЮША. Вы мне?
КИНООПЕРАТОР. Да, сейчас…
НАДЮША. Скажите, а вы удивились, что я вам позвонила?
КИНООПЕРАТОР. Нет, почему? Нормально.
НАДЮША. Вам, наверное, показалось, что я развязная? А я не хочу, чтобы у вас было такое впечатление. Просто так мало случается видеть в жизни интересных людей, поэтому хочется казаться чуть лучше.
КИНООПЕРАТОР. Я и не думал. Идите, встаньте сюда!
НАДЮША. Не надо на меня смотреть.
КИНООПЕРАТОР. Сумочку можно? (Взял у нее сумку. Затем снял с нее плащ. Размотал шарфик.)
Надюша смутилась, не знала, как это понять. Может быть, у них так положено?..
Кинооператор посмотрел на нее в объектив фотоаппарата. С одной стороны. С другой стороны. Снова подошел, развязал ленту, распустил ей волосы. Она оттолкнула его. Но тут же почувствовала себя виноватой.
НАДЮША. Простите. Ой, как глупо…
Кинооператор щелкнул затвором. Еще раз – с другой точки. Снимал и снимал ее. Чуть сверху, немного снизу, крупней. Она была сейчас красива.
КИНООПЕРАТОР. Спасибо.
НАДЮША. Я понимаю, я для вас обыкновенная, каких тысячи. А вы… Все у вас тут необыкновенное… это ваш мир. А у нас все серо, обычно. Вон про Женьку статью написали в «Комсомольскую правду» – «Нам стыдно за подругу». Отклики пришли, все возмущаются. А если честно, то я ей даже завидую, у нее хоть что-то произошло… Я не то говорю. Все не то… Мне трудно жилось, всю жизнь разочарования… Когда мама умерла, мне шесть лет было. От меня это скрывали, а я все понимала. Только того боялась, что мне скажут – и надо будет переживать. А я ничего не переживала, глупа была! Потом отец женился второй раз, уехал, а меня соседка взяла, тетя Вероника. Никогда не забуду: сидела у нее за столом и только об одном думала, как бы лишнего не съесть. У нее настроение испортится, на ком сорвать? На мне. «Надежда, возьми чемодан, поезжай к папе и скажи: «Папа, я буду жить у тебя». Как будто у меня был чемодан! Накинешь пальтишко – и на улицу. Ходишь, ходишь, пока у нее злость не пройдет. Потом в школе с мальчиком подружилась, меня его мама полюбила, Анна Петровна. Она меня и на фабрику устроила. Вот с тех пор работаю, простая прядильщица. Но все ищу чего-то. Сама не знаю чего… Можно, я еще раз приду?
КИНООПЕРАТОР. Приходите…
Усмехнулась, понимая, что – незачем.
РАДИОРЕПОРТАЖ. Минувшей зимой вместе с молодыми патриотами Ленинграда, поехавшими на освоение целинных земель, был слесарь одного из заводов города Алексей Крючков. Свое горячее желание принести пользу Родине он выразил в стихотворении «Я еду».
В степи палаток белых ряд,Тут же воздвигаемые здания.Молодых строителей отрядРастревожил сонное молчание.Суслики пугливые из норВыглянут и поскорей обратно,А вокруг распаханный простор,Океан богатства необъятный.И хлебам, и стройкам здесь расти,Так расти, как это людям надо.Приезжайте жить, а не гоститьВ степи к нам, друзья из Ленинграда.ИРИНА. Вот, еще прислали отклики. Бибичев передал, все чтоб прочли.
ЛЕЛЯ. Надюшу не видела?
ИРИНА. Нет. А что?
ЛЕЛЯ. Федор приехал.
ИРИНА. Заходил?
ЛЕЛЯ. Заходил.
ИРИНА. А Надюшка где?
ЛЕЛЯ. Неизвестно.
Женька посмеялась. Леля выключила репродуктор.
ЛЕЛЯ. Вот послушай отклики, что тут о тебе пишут. «Привет из Полоцка. Знай, Женя, что ты сама портишь себе жизнь… После вспомнишь, но будет поздно. И так уж над тобой смеются везде – и в Ленинграде, и у нас в Полоцке. А если гуляешь с каким-нибудь парнем, то он тоже погуляет с тобой, посмотрит на тебя, поматросит и бросит и тоже посмеется…»