С любовью, Лара Джин
Шрифт:
– У тебя всегда такие милые носки, – говорит он, приподнимая мою правую ногу. Сейчас они серые, в белый горошек и с желтыми мишками.
Я гордо сообщаю:
– Моя двоюродная бабушка присылает их из Кореи. В Корее делают все самое милое.
– Можешь попросить ее прислать и для меня? Не с мишками, а, например, с тиграми. Тигры – это круто.
– Для таких милых носочков у тебя слишком большие ноги. Ты их порвешь большим пальцем. Но я уверена, что можно найти тебе подходящие носки… например, в зоопарке.
Питер
– Уверена, что панды… или гориллы… как-то греют ноги… зимой. Может, у них есть и технология дезодорантов для лап! – Меня одолевает смех. – Хватит, хватит!
– Тогда перестань говорить гадости про мои ноги!
Я засовываю руку ему под футболку и яростно принимаюсь щекотать. Но тем самым подставляюсь новым атакам.
– Ладно, ладно, перемирие! – кричу я.
Питер останавливается, и я притворяюсь, что тоже остановилась, но украдкой щекочу его подмышку, и он издает высокий визг, совершенно ему несвойственный.
– Ты же сказала – перемирие! – возмущенно говорит он. Мы оба киваем и укладываемся обратно, переводя дыхание. – Ты правда считаешь, что мои ноги плохо пахнут?
Нет, не считаю. Мне нравится, как он пахнет после матча – потом, травой, собой. Но дразнить его весело, тогда у него на лице на долю секунды появляется неуверенное выражение.
– После игры бывает… – говорю я. Питер нападает снова, и мы сражаемся и смеемся, когда входит Китти с подносом, на котором бутерброд с сыром и стакан апельсинового сока.
– Занимайтесь этим в комнате, а не на людях, – говорит она, усаживаясь на пол.
Я отодвигаюсь и сердито смотрю на нее.
– Мы ничего такого не делаем, Кэтрин.
– Твоя сестра говорит, что у меня воняют ноги, – говорит Питер, тыкая ногой в ее сторону. – Она врет, правда?
Китти отбивает его ногу локтем.
– Я не буду нюхать твои ноги. – Ее передергивает. – Вы извращенцы.
Я с воплем кидаю в нее подушкой. Она ахает.
– Тебе повезло, что ты не опрокинула мой сок! Папа тебя убьет, если ты опять испачкаешь ковер. Помнишь, как разлила лак для ногтей?
Питер ерошит мне волосы.
– Неуклюжая Лара Джин.
Я отталкиваю его руку.
– Вовсе нет. Это ты вчера у Гейба споткнулся о собственные ноги на пути к пицце.
Китти хихикает, и Питер кидает в нее подушкой.
– Хватит объединяться против меня! – восклицает он.
– Ты останешься на ужин? – спрашивает Китти, когда перестает хихикать.
– Не могу. Мама готовит стейк из курицы.
– Повезло! – Китти шире раскрывает глаза. – Лара Джин, что у нас на ужин?
– Я вот прямо сейчас размораживаю куриную грудку, – говорю я. Она морщится. – Если тебе не нравится, научись готовить сама. Я не смогу готовить тебе ужин, когда уеду в колледж.
– Да ладно. Ты наверняка каждый вечер будешь приезжать. –
– Конечно, – отвечает он. – Вы обе можете.
Китти начинает радоваться, но я ее обрываю.
– Если мы пойдем, папе придется ужинать одному. Сегодня у мисс Ротшильд велотренажеры.
Китти кусает свой бутерброд.
– Тогда сделаю еще один бутерброд. Не хочу есть старую размороженную курицу.
Я резко сажусь на диване.
– Китти, я приготовлю что-нибудь другое, если завтра утром ты заплетешь мне волосы. Я хочу особую прическу для Нью-Йорка.
Я никогда не была в Нью-Йорке. Когда мы в последний раз ездили в отпуск всей семьей, я хотела в Нью-Йорк, но большинство голосов было за Мексику. Китти хотела есть рыбные тако и плавать в океане, а Марго – осматривать руины майя и совершенствовать свой испанский. В итоге я была даже рада результату. До этой поездки мы с Китти ни разу не выезжали из страны и никогда не видели такой синей воды.
– Заплету, но только если у меня останется время после моей прически, – заявляет Китти. На большее не стоило и надеяться. Она так хорошо делает прически…
– Кто будет заплетать мне волосы в колледже? – задумчиво спрашиваю я.
– Я могу, – уверенно отвечает Питер.
– Ты не умеешь, – фыркаю я.
– Ребенок меня научит. Научишь, ребенок?
– Не бесплатно, – говорит Китти.
Они торгуются и наконец решают, что Питер отведет Китти и ее подружек в кино в субботу. Вот так и получается, что я сижу, скрестив ноги, на полу, а Питер и Китти – на диване, у меня за спиной; Китти показывает, как плести французскую косичку, а Питер снимает процесс на телефон.
– Теперь ты попробуй, – говорит она.
Прядки все время ускользают от него, и Питер раздражается.
– У тебя много волос, Лара Джин.
– Если французская косичка не получается, я научу тебя чему-нибудь попроще, – говорит Китти, не скрывая снисхождения в голосе. Питер тоже его слышит.
– Нет, я справлюсь. Дай попробовать. Я освою французскую косичку, как освоил французские поцелуи. – Он мне подмигивает.
Мы с Китти хором на него кричим.
– Не говори об этом перед моей сестрой! – восклицаю я, толкая его в грудь.
– Я пошутил!
– И ты не так хорошо целуешься по-французски. – Хотя на самом деле хорошо.
Питер смотрит на меня с выражением «кого ты пытаешься обмануть?», и я пожимаю плечами, потому что «кого я пытаюсь обмануть?».
Позже я провожаю Питера к машине. Он останавливается перед пассажирской дверью и спрашивает:
– Эй, скольких парней ты целовала?
– Всего трех. Тебя, Джона Амброуза Макларена, – я произношу это имя быстро, словно отклеиваю пластырь, но Питер все равно успевает нахмуриться, – и кузена Элли Фельдман.