С любовью, Рома

Евстигнеева Алиса

— Нет! Не знаю. Я ещё тогда этого не поняла. Или поняла, но не приняла… А, не суть. Это ваш отец заладил как заведённый, чтобы я вас не трогала, что вы сами разберётесь. А вас просто нужно было выпороть… обоих и запереть в комнате, чтобы поговорили уже. 

— Это был её выбор! Я пытался! — сорвался едва ли не на крик.

— Ни фига! — Александра Сергеевна была непоколебима. — Всё, что касается твоей тушки, — это твой выбор. Ты сам потащил свой зад в Питер, тебя никто не гнал, вопреки всему, что бы Соня там ни говорила. А вот сейчас то, что она замуж выходит, — это да,

её выбор. Поэтому… Рома, ты — бестолочь.

С шумом плюхнулся на стул.

— Да понял я, понял.

— Что?

— Что облажался… и что… придётся постараться, чтобы всё исправить.

— Слава богу!

***

Сашки

Никитка беспокойно спал посреди огромной кровати, тонко реагируя на происходящее в доме. Александр Дмитриевич Чернов сидел в кресле и смотрел на сына, который то и дело морщил свой нос-кнопку во сне. 

Где-то за дверью спальни слышались голоса, но Александр даже не пытался прислушиваться: нужен будет — позовут, за последние двадцать четыре часа он и так сделал немало. Усталость брала своё, вторые сутки на ногах… В двадцать лет оставаться бодрым было куда проще, чем в сорок. Но он всё равно упорно не шёл спать, дожидаясь жену. 

Саня влетела в спальню разъярённой фурией, но, увидев силуэт сына в ворохе одеял, замерла… Её плечи будто бы сдулись в тот же момент. Сашка в два шага оказался возле супруги, притягивая её к своей груди. Она сразу же извернулась в его руках, утыкаясь носом в основание шеи и тихо-тихо всхлипнув.

— Это же не оно… — шёпотом, едва слышно.

Чернов на мгновение замялся. Больше всего на свете он хотел бы поклясться и убедить себя, её, Рому, весь в мир в том, что их третьему сыну ничего не грозит. Но Александр Дмитриевич, как никто другой, знал, что жизнь порой бывает той ещё с*кой. И гарантий у него, к сожалению, не было никаких. И страх, такой знакомый, вновь зашевелился где-то в груди. Но у Сашки, в отличие от жены, просто не было права на панику. Поэтому, поцеловав Саню в висок, уверенно проговорил:

— Он со всем справится. А сейчас Рома дома, и это главное.

***

Рома

Чувствовал себя конченым дураком. За последнюю неделю я пережил столько серьёзных разговоров, что впору было просто удавиться. Стас, отец, мама… Чем дальше, тем больше в этой истории я походил на инфантильного труса, который только и делал, что шёл на поводу у своих страхов. Моё семейство любило фонтанировать пафосными речами и учить уму-разуму, зачастую забывая о тех делах, что каждый их них нагородил в своё время. Однако это не мешало мне признавать их правоту. 

И сейчас, оглядываясь на события трёхлетней давности, я раз за разом задумывался о том, мог ли поступить иначе? Тогда мы с Соней смогли бы сделать другой выбор? Вопросов было много, а вот ответов, как обычно, ни одного.

После разговора с мамой на меня накатил приступ удушья. Запершись в ванной и глядя на своё потрёпанное отражение в зеркале, я думал лишь о том, что окончательно всё испортил. 

Почти за семь лет отношений я

привык воспринимать нас с Соней как некую данность. Мы могли ругаться, ссориться, быть недовольными друг другом, но никогда ни один из нас всерьёз не допускал и мысли расстаться по-настоящему. Или же я чего-то не знал?

— Харэ жалеть себя, — потребовал у человека в зеркале. Он горько усмехнулся и показал язык. Так и умом тронуться недалеко. 

Был уверен, что так и не смогу уснуть, готовясь с первыми петухами кинуться выяснять отношения со своей Романовой, но стоило голове коснуться подушки, как я провалился в сон, вышибить меня из которого смог лишь звонкий девичий смех.

— Плохи дела, — знакомый голос сквозь тьму достиг моего сознания. 

Еле продрав глаза, я уставился на сестру, идентифицировать которую с первого раза не вышло — головная боль была посильнее того раза после клуба.

— Сгинь, — потребовал я у малолетней ехидны и откинулся назад на подушку.

Но у женщин этой семьи была поразительная способность добиваться своего.

 — Обязательно, — заверила меня одна из близняшек. — Только фото на память сделаю.

По манере общения я все же определил, что нарушителем спокойствия была Кристинка, Викин характер заметно мягче.

— Какого… — начал я, но сестрица осталась верна своему слову и, подняв перед собой камеру телефона, таки нажала на кнопку. Яркая вспышка больно ударила по глазам, в которые словно кто-то насыпал песка. — Что б тебя!..

Сестрица довольно захихикала, рассматривая получившийся снимок.

— Ой, не могу, ты такой милый тут!

Заспанный, лохматый и злой. Куда уж милее?

— А ты знаешь, что во сне ещё и слюни пускаешь? — не унималась Крис. — Ну прям зая! Слушай, а можно я тебя в сторис запощу? Пусть все заценят, какой у меня брательник!

— У тебя ещё четыре есть, вот их и выкладывай.

— Я их и бодрствующими заснять могу, а ты только во сне хорошенький…

— Ну всё, — цыкнул на неё я и, решив забить на свои страдания и таки прибить это малолетнее чудовище, рванул с кровати.

Кристина со смехом отскочила в сторону, выставив вперёд ладони.

— Эй-эй, девочек, между прочим, бить нельзя.

— Таких, как ты, очень даже льзя!

Сестру я всё-таки изловил и… защекотав, уронил на кровать. Та заливалась настолько искренним смехом, как когда-то в далёком детстве, что внутри меня даже всё сжалось от осознания быстротечности времени. Я помнил ещё совсем мелкую кнопку с двумя белобрысыми косичками, сейчас же передо мной сидела взрослая барышня и абсолютно на равных подкалывала меня. 

— Отвернись, — обречённо вздохнув, потребовал я от неё.

Кристинка фыркнула, но просьбу выполнила.

Натягивал джинсы и пытался хоть немного собрать мысли в кучу.

— Сколько времени? — бросил через плечо.

— Обед скоро.

Я замер на месте, чуть не выронив из рук футболку.

— Как обед?

— Так. Мама велела тебя будить идти, мы на стол накрываем, все уже встали. Ты последний.

— Чёрт! — выругался я, пулей вылетая из комнаты и едва не сбив с ног Бакса, не вовремя попавшегося на моём пути.