С малых высот

Шмелев Николай Александрович

Внимательно осматривая площадку, мы заметили, что со стороны Приютино в лесу есть прогалина, соединяющая поляну с полем. У меня появилась мысль сесть с противоположной стороны поляны с разворотом перед приземлением.

Возле Приютино я снизился и на малой скорости стал «входить» в прогалину. Проскочив развесистый дуб (мы его увидели, когда Алексей выпустил белую ракету), я резко развернул самолет и убрал газ. Машина коснулась колесами земли; не докатившись до костров, она развернулась на сто восемьдесят градусов и попала в кусты.

Читая эти строки, летчики могут не поверить мне и сказать: разве мыслимо разворачивать самолет перед самым приземлением? Это — чистейшая

фантазия. Но что поделаешь? Было именно так. Иногда действительность бывает удивительнее сказки.

От костров к нам бежали люди. Зайцев крикнул:

— Свои!

— Наши прилетели! — неслось со всех сторон.

И вот уже десятки рук подхватили нас и понесли к кострам. Подошел начальник связи корпуса. Вместе мы направились в ельник, где была наскоро сооружена землянка. Здесь я вручил ему два пакета и передал указание представителя штаба фронта.

Кавалеристы приглашали остаться у них отдохнуть. Но нам нужно было срочно возвращаться домой. Распрощавшись с друзьями, мы в сопровождении нескольких конников вернулись к самолету и еще раз осмотрели площадку.

Взлетали в таком же порядке, как и садились. Машина взяла курс на аэродром. На востоке разгоралась заря. Полковник Воеводин ожидал нас на летном поле. Спрыгнув с самолета, я доложил:

— Товарищ полковник, ваше задание выполнено. Пакеты вручили, запасные части к радиостанции передали.

Александр Алексеевич крепко обнял каждого из нас и сказал:

— За успешное выполнение боевого задания объявляю благодарность.

Втроем мы направились в командирскую землянку. Комдив тут же связался по телефону с командующим 15-й воздушной армией генералом Науменко и доложил ему о выполнении задания.

Так, «старшина фронта» вновь помог своим солдатам.

Новые дороги

Концерт в большом крестьянском доме был в разгаре. За кулисами, сделанными из чистых простыней, девушки-связистки готовились к очередному номеру. В «зале» собрались все свободные от полетов летчики, штурманы и техники. В первом ряду сидел полковник Воеводин, а у его ног лежал лохматый пес Пират, любимец полка. Он заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько теплых слов. Пират провожал экипажи на боевые задания и встречал их, когда они возвращались из полета. Иногда летчики и штурманы брали его с собой. Он «совершил» около пятидесяти боевых вылетов.

Связистка Полина Прилуцкая объявила очередной номер:

— Валя Селезнева прочитает стихотворение Васи Гашеткина «Птички-невелички», посвященное летчикам нашей дивизии.

На сцену вышла стройная девушка. Ровным, приятным голосом она начала:

Фрицы стонут, по привычке Устремляя в небо взгляд: — Что за птички-невелички К нам на голову летят? Уважая чувство риска, Не задев сосну едва, Пролетают низко-низко Наши славные По-2. Это мы явились снова. Ведь у нас простоев нет! Получайте от Хмелева, И от летчика Шмелева. И от летчика Орлова Самый «пламенный» привет! Холку вам они намылят И уйдут за тучи прочь. Это их десятый вылет За сегодняшнюю ночь. — Гутен

нахт! Прощенья просим! До свидания! Пока! «Невеличка» бомбы сбросил И ушел за облака.

Гром аплодисментов наполнил хату. После Вали на сцене вновь появилась маленькая смуглая Полина.

— Нина Смирнова исполнит сатирическую песню «Битый фриц» на старинный мотив «Бывали дни веселые», — объявила она.

За кулисами послышался жалобный глуховатый голос: «Бывали дни, гуляли мы…»

Медленно передвигая костыли, на сцену вышел самый «настоящий битый» фриц в мятом, дырявом мундире и разорванной пилотке Лицо его было перевязано грязной тряпкой. Вместо правой ноги толстая сучковатая палка. Словом, и внешний вид фашиста говорил о его обреченности.

А Нина (это была она!) продолжала петь: «…Теперь гуляйте вы».

Неожиданно тишину зала нарушил грозный собачий лай. Пират бросился на сцену, подбежал к Нине и со злостью стал рвать на ней брюки. Растерявшаяся артистка пробовала отбиться костылем. Из зала кричали: «Пират, нельзя! Пират, свои!» Но Пират не слушался. Нина, бросив костыли, убежала со сцены. Пират — за ней. Весь зал разразился хохотом.

Кто-то кричал:

— Молодец, Пират! Дай жару фрицу! Успокоившись, Пират медленно вышел на сцену и сел с гордо поднятой головой. В электрическом свете тускло поблескивали его глаза. Зрители продолжали смеяться.

…Это был новогодний концерт. Новый, 1944 год мы встречали под Великими Луками на 2-м Прибалтийском фронте. Нашу дивизию перебросили сюда еще в ноябре 1943 года. Находились мы в Ново-Марьино.

Вскоре в полку была создана специальная эскадрилья. Она состояла из двух звеньев: ночных корректировщиков и звуковиков. Командиром эскадрильи назначили капитана Зинченко, его заместителем — меня.

Что такое корректировщики, мы знали хорошо, а вот о звуковиках не имели никакого представления. Решили разобраться. К нашему удивлению, оказалось, что самолет По-2 к своим прежним «профессиям» — легкого бомбардировщика, разведчика, корректировщика, связиста, санитара и, если хотите, «извозчика» — прибавил еще одну — пропагандиста-агитатора.

В звене «звуковиков» было три самолета, оборудованных специальной радиоаппаратурой. Вместо штурмана на них летали дикторы, передавая сводки Сов-информбюро на русском и немецком языках.

Так было и на этот раз. Концерт закончился поздно. Летчики, штурманы и техники направились сразу на аэродром. Рядом со мной шел диктор. Я изредка поглядывал на него и невольно вспоминал, как познакомился с ним сегодня днем.

Возвратившись в свою землянку, мы со штурманом эскадрильи Алексеем Зайцевым увидели на нарах в углу незнакомого человека. Свернувшись калачиком, он спал. Меня удивила его форма: солдатская шинель, кирзовые сапоги… меховой шлем летчика.

— Что за человек? — спросил я у Зайцева.

— Не знаю, — ответил он, но, вспомнив, с улыбкой добавил: — А-а! Да ведь это же диктор…

— Кто, кто?

— А вот сейчас узнаем.

И Алексей дернул спящего офицера за полу шинели. Тот недовольно пробурчал:

— Отстаньте! Ночью полеты.

— Товарищ офицер, встаньте! — приказал я. Незнакомец нехотя приподнялся, спустил с нар ноги, и голова его уперлась в потолок землянки. Лицо у него было худое, небритое, нос острый, над глазами нависли черные кустистые брови. Когда офицер соскочил с нар, стала заметна его сутулость. Шинель у пряжки ремня собралась в гармошку. У него не было никакого воинского вида.