С малых высот

Шмелев Николай Александрович

— Не знаем! Поищи на той стороне аэродрома, — за всех ответил рыжеусый солдат.

На малом газу мы повели машины на другую сторону аэродрома, по пути высматривая стоянки У-2. Их, однако, нигде не было. У самого леса увидели остроносых «мигов» и группу людей возле них.

— Товарищи! — снова спросил штурман. — Где тут стоит семьсот десятый авиаполк? Техники переглянулись.

— Семьсот десятый? Не слыхали о таком. А где он базируется?

— Здесь, в Клину, — пояснил штурман. Техники захохотали.

— Эк куда хватил! Да

разве это Клин? Это же Солнечногорск.

Штурман смутился, но быстро овладел собой и тоже рассмеялся.

— Значит, малость не дотянули?

— Оно и видно! — добродушно заметил чумазый техник.

— Горючего-то хватит до дома добраться? — спросил другой.

— Хватит.

— Ну, тогда попутного ветра! Через несколько минут мы сели в Клину. Подрулив к стоянке, сразу увидели знакомые лица.

— Снова вместе, — обрадовался подошедший Виктор Емельянов.

На следующий день получили приказ перелететь на озеро, расположенное неподалеку от деревни Теряева Слобода. Взлетали поочередно с интервалом в десять минут. Шли примерно на пятидесятиметровой высоте курсом на Ярополец.

В Теряеву Слободу добрались благополучно. Большая часть деревни оказалась разрушенной. Уцелевшие дома стояли с выбитыми окнами и выломанными дверьми.

В одном из таких домов мы и разместились. Забили окна фанерой, поставили железную печку. Стало по-домашнему тепло и уютно, хотя линия фронта проходила всего в двадцати километрах отсюда, по реке Лама.

Однажды вечером мы собрались после полетов у затопленной печки. Техники зажгли коптилку, разогрели консервы и приготовили ужин. Виктор Емельянов подшучивал над сержантом Зориным, у которого в полете ветер вырвал планшет с секретным пакетом. Летчик развернул самолет и бросился на поиски. Шесть раз садился. К месту последней посадки прибежали ребятишки. Один из них сказал:

— Дядя летчик, это не ваш самолет потерял прозрачную сумку? Мы нашли ее…

— Ты ребятам-то сказал спасибо? — под общий смех спросил Виктор у Зорина.

Но Зорин не успел ответить Емельянову. Входная дверь внезапно отворилась, пламя в печурке заметалось, огонек коптилки, сделанной из снарядной гильзы, потух. На пороге появился лейтенант Ноздрачев. Обернувшись, он стал вежливо приглашать кого-то войти:

— Проходите, проходите, вот сюда, ближе к печке, здесь теплее.

В комнату вошли три человека в летном обмундировании. У каждого кроме пистолета ТТ висел на плече маузер. Незнакомцы прошли к печке. Емельянов и Зорин предложили им свои табуретки. Ноздрачев поздоровался и объявил:

— Товарищи, это наши боевые друзья. Всех троих приказано срочно доставить в штаб фронта. Полетим втроем — Емельянов, Шмелев и я. К рассвету техникам подготовить самолеты!

Мы окружили гостей, зажгли потухшую коптилку. Предложили с нами поужинать, но те отказались:

— Спасибо, нам нельзя есть.

— Это почему же? — удивился Виктор.

— Причина уважительная, — ответил один из

них. — Двенадцать суток голодали, мотаясь по тылам врага. То, что было положено на сегодня, уже съели. Так что, спасибо за угощение…

Все, кто находился в комнате, с любопытством смотрели на пришельцев. Емельянов и Манеров подсели поближе к ним и стали расспрашивать:

— Как вы забрались к фрицам?

Один из ночных гостей — старший лейтенант Синиченко не спеша начал рассказывать.

Большую группу десантников-коммунистов и комсомольцев-выбросили на парашютах в тыл врага, чтобы они разведали, где противник строит оборону, где у него склады с боеприпасами. Им было приказано также узнать, где расположены вражеские танки и огневые точки.

— Выбросили нас ночью. Приземлились мы около деревни. Пятеро мужчин и одна девушка — радистка. Остальных разыскать не удалось. Шли днем и ночью. Наблюдали за передвижением немцев. Вдали от линии фронта было довольно спокойно. Раз в сутки заходили в деревню. Нас тепло встречали колхозники, кормили, рассказывали все, что знали о противнике. По мере продвижения к фронту становилось все труднее. Деревни были забиты фашистами. Днем отсиживались в лесах, ночью шли дальше. Питались сухарями. Костров не разводили. На пятые сутки кончились и сухари. Голодные, озябшие, мы рискнули зайти в деревню.

Тихо подошли к крайнему дому, постучали. За дверью послышался старческий голос: «Вам кого надо?»

Я ответил по-немецки: «Открывай».

Вошли в сени и шепотом спросили: «Немцы в доме есть?» — «Трое, ответила старушка, — спят, вчера пьяные были, свиньи».

Вшестером быстро покончили с ними, оттащили в огород, забросали снегом. Когда вернулись в дом, хозяйка подала на стол две крынки молока, тарелку творогу и буханку хлеба.

Как голодные волки, накинулись мы на еду и быстро съели все. Вдруг на улице послышалась немецкая речь. Куда деваться? Решили подняться на чердак. Внизу началась стрельба. Через слуховое окно мы попрыгали в сугроб и побежали к лесу. Немцы заметили нас и открыли огонь. Шальная пуля попала в Валю-радистку. Мы унесли ее в лес. Когда стрельба прекратилась, похоронили нашу боевую подругу.

После этого в деревни не заходили. По дороге еще один товарищ умер.

На двенадцатые сутки мы совсем обессилели. Решили остановиться и ждать в лесу подхода наших частей. Вскоре умер еще один. Нас осталось трое…

К вечеру на поляне показались люди в маскировочных халатах. Кто они? Немцы или наши? Каждый на всякий случай занял позицию и положил возле себя пистолет и нож. Нас заметили и стали окружать. Кольцо сужалось.

Вдруг один из лыжников, споткнувшись, громко выругался. Свои! Нас привели в штаб дивизии, потом отправили дальше — в армию. Там мы кушали под наблюдением врачей, сначала понемногу, затем побольше. Сегодня третий день, как мы питаемся нормально. Вот и вся история, — закончил старший лейтенант Синиченко.