С мешком за смертью
Шрифт:
— Они нам не нужны, Марс. Ляг. Отдохни. Спасибо. Вот тебе.
Кроон достал из кармана шоколадную плитку — уголок ее откусил сам, остальное отдал Марсу. Пес вежливо принял из рук Кроона угощенье, отошел в сторонку, положил плитку на траву и сам улегся рядом; явно обиженный и огорченный, он делал вид, что ему и шоколад не нужен, даже отвернулся; но от шоколадной плитки так очаровательно пахло ванилью, молоком, какао, орехом и жженым сахаром, что скоро из уголка рта Марса повисла длинная клейкая слюна. Видя, что все заняты девчонкой, Марс вздохнул, взял в рот кусочек шоколада и,
Доктор подробно осмотрел девочку, выслушал, определил пульс и сказал:
— Пустяки. Это даже не забытье, а сон от утомления. Крови она потеряла немного, они перепугались напрасно. Вероятно, легкий жар — и если не будет осложнений — она в несколько дней поправится.
Аню подняли, покрыли материей резинового мешка и понесли под проливным дождем назад к автомобилю на шоссе. Марс шел сзади всех, недовольно подрагивая своей подвижной кожей на спине; его гладкая, блестящая шерсть взъерошилась.
В автомобиле стало теперь тесно. Кроон и доктор посадили Аню и сели по сторонам, поддерживая ее. Марсу и Марку с чемоданчиком пришлось поместиться у их ног прямо на полу. Мальчик обнял голову пса, погладил и поцеловал в лоб. Марк не замечал, что из глаз катятся слезы, но Марсу было довольно и дождя из туч, — должно быть, слезы имеют неуловимый для человека, но ясный для чуткой собаки запах — Марс, недовольно ворча, отодвинулся от Марка. Кроон протянул мальчику кружевной платочек Ани и насмешливо сказал:
— Марс не долюбливает плакс. Утрите себе нос. Куда, молодой человек, прикажете доставить вашу даму?
Марк хотел ответить «в поезд», но тотчас вспомнил, что он не знает, где теперь находится мурманский маршрут. Слезы перестали катиться из его глаз, и он не знал, что сказать.
— Хорошо, — сказал Кроон, улыбаясь: — поедемте пока ко мне. А там я сдам вас Бринтингу. Он эту кашу заварил — ему ее и расхлебывать.
Машина скоро выбежала из-под туч — проглянуло солнце, и когда мотор остановился снова у серого дома в кривом московском переулке, — от ветра и солнца платье на всех пассажирах провяло и было почти сухое, но все озябли.
Аню внесли в квартиру Кроона и уложили на диван. Там их давно уже ждал Стасик. Доктор давал девочке что-то понюхать и говорил:
— Видите ли, мешки из прорезиненной ткани предназначены для хранения от моли меховых вещей; воздуха не пропускают и так плотно затягиваются, что, конечно, девочка задохнулась бы давно, если бы Марс с самого начала не прорвал мешка… Ага! Смотрите, она открывает глаза. Как ты себя чувствуешь, дитя мое?
Аня, раскрыв глаза, недоуменно рассматривала всех, потом, увидев Марка, вскрикнула и, закрыв глаза, протянула ему руку.
Марк, не зная что делать, сказал:
— Смотри-ка, Аня, что за собака! Она умнее всех нас!
Все рассмеялись. А Марк поправился:
— Она, конечно, умнее меня.
Все снова рассмеялись, и Аня, не совсем понимая, чему смеются, улыбалась и плакала. Марк, весь алый от смущения, вспомнил про платок, достал его из кармана, чтобы отдать Ане, но, — увы, — платочек был мокрехонек…
Доктор весело подмигнул Марку, закуривая сигару, и сунул ему в руку комок гигроскопической
Между тем, Кроон давал распоряжения Бринтингу:
— Доставить Волка в миссию, и пусть с ним там возятся. За документами заедите, знаете куда, и все их вернете тоже. Об этих вещах ни я, ни доктор, ни Марк, ни Марс, ни барышня ничего не слыхали и их не видали.
— А это что за саквояж? — спросил Кроон про тяжелый чемоданчик, бывший на попечении Марка.
— Это мой, — поспешно ответил Стасик.
— Ах, ваш? — промолвил Кроон и продолжал: — когда вернетесь, мальчик и девочка ваши — делайте с ними, что вам вздумается. Не медлите. У меня нет времени.
Стасик, забрав тяжелый желтый чемоданчик, ушел.
XXII. Навстречу зеленым бандам.
Прошло три дня. Мурманский маршрут добился пути на юго-восток через Ряжск. В Самару и за Волгу нечего было думать — там шли крестьянские восстания и надвигались из-за Урала сибирские войска. Мурманцы решили попытаться, нельзя ли добыть хлеба в Тамбовской губернии — хотя и там было очень неспокойно: повсюду шныряли, нападая на поезда, «зеленые» банды и казачьи отряды.
Марк с Аней были возвращены Стасиком в американский вагон. Бринтинг узнал, что маршрут с эвакуированными из Петрограда детьми уже ушел по направлению к Ряжску, и Граеву пришлось снова принять девочку к себе.
О том, что Марк жив и не пропал, Граев был в свое время предупрежден «малюшинцем» и не беспокоился о нем, да и некогда было за хлопотами. Мальчишки в поезде с завистливым недоверием слушали рассказы Марка о том, что было с ним в эту неделю, и хоть и думали, что Марк «здорово заливает» [72] , но шпаер, как называл свой револьвер Марк, и то, что у Ани была забинтована рука, доказывали, что кое-что есть и верного в рассказе Марка. А слух о мальчике со смертью дошел и до мурманского маршрута. Отец велел Марку вывернуть мешок наизнанку. И как ни просили мальчишки, Марк ни за что не хотел им показывать мешка.
72
Врет.
— Вот видно, что все врешь. Девчонка встанет, мы ее выспросим, что ты врешь, — говорили мальчишки.
Белпорожские товарищи Марка, первые узнав от него повесть его московских приключений, рассказывали ее мальчишкам от себя с разными новыми финтифлюшками. Особенно они старались украсить и возвеличить Марса. По словам Сашки Волчка, пес оказывался «аграмаднейшего роста» и мохнатый, а морда «в-во какая!» Ленька Култаев, напротив, ссылаясь на то, что Марк в знак особого доверия ему первому показал «шпаер», уверял, что Марс — маленький, гладкий, с обрубленным хвостиком и на глазу черное пятно. Петька-телеграфист утверждал, что и Сашка, и Ленька одинаково врут, а Марс — черный пудель, остриженный «пополам» — задок голый, а передок в шерсти, — и подумав, что бы еще такое сказать «в разрез» товарищам, Петька прибавил после некоторого молчания: