С моей-то рожей
Шрифт:
– Вовсе нет. Возможно, я и страдала бы, если бы он умер естественной смертью. Но в данном случае мне абсолютно все равно. Он сам решил уйти, что же, остается лишь благополучно вычеркнуть его из своей жизни. К тому же меня постоянно кто-нибудь навещал. Когда же я оставалась одна, то приходилось заниматься бытовыми проблемами.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы не были богаты. За этот дом мы еще не расплатились до конца, все заработанные Фернаном деньги уходили на взносы. Его начальник выдал мне чек на триста тысяч франков. После оплаты похорон мало
От возмущения я подскочил на месте.
– Тебе?! Работать?!
– Ну разумеется, Жеф! Иначе нам не на что будет жить!
Я с нежностью смотрел на нее, такую маленькую, хрупкую, свежую, созданную лишь для того, чтобы, уютно устроившись, сидеть на мягких диванных подушках. Я абсолютно не мог представить ее за рабочим столом.
– Я этого не хочу...
– Но, Жеф, вы должны понять...
– А я на что, Эмма?
– Вы моя единственная поддержка в этой жизни, но мы оба прекрасно знаем, что вам нельзя высовывать наружу носа...
– Да, но...
Эмма, не дав мне договорить, потащила за собой в спальню, где царствовала типично женская атмосфера. Указав на кресло в стиле Людовика XV, обтянутое нежной расцветки атласом, она распорядилась:
– Усаживайтесь, нам необходимо освоить и эту территорию.
Как только я расположился в кресле, она, опустившись на ковер, положила голову мне на колени.
– Как мне хорошо...
– Да, Эмма, мне тоже удивительно хорошо с тобой...
При этом я не мог оторвать глаз от кровати, тщетно силясь представить, как она и Медина занимались на ней любовью. Тем не менее Фернан овладевал ею именно на этом ложе. И каждую ночь против своей воли она была вынуждена удовлетворять его похоть. Здесь она испытала первое разочарование, здесь начала его ненавидеть.
– О чем вы думаете, Жеф?
– Я вряд ли смогу объяснить, Эмма...
Необходимо было вернуться на грешную землю.
– Я буду продолжать писать, Эмма. Коль скоро мои статьи пользуются спросом...
– Но вы же не сможете...
Внезапно она замолчала. Ее глаза округлились, и едва заметная улыбка тронула губы.
– Мне в голову пришла потрясающая идея!
– Ты чудо, Эмма. Я заранее знаю, что ты придумала нечто уникальное.
– Итак, слушайте. Я отправляюсь к издателю газеты, в которой работал Фернан. Я его знаю, это энергичный, очень умный человек.
– И что?
– Я ему скажу: "Месье Торазофф, мой муж все послевоенное время работал в вашей газете ответственным секретарем редакции. Вас не удивили внезапно прорезавшиеся у него способности к журналистике? Наверняка да. Так вот, если вы хотите знать правду, месье, это мне однажды пришла в голову мысль взяться за телекритику. Получилось, как вы помните, неплохо, и я решила, что Бог не обделил меня литературным даром. Последующие статьи, которые Фернан приносил в редакцию, были также написаны мной. Теперь, после его смерти, я пребываю в полной растерянности. Неужели я должна отказаться от журналистики только потому, что серия моих первых сочинений вышла под его именем?!"
Ей-Богу,
– Это не просто хорошо, Эмма, это гениально!
– Ты одобряешь?
– Еще бы, черт побери!
– Он не усомнится в моих словах, если я выдам ему следующую статью того же уровня, что и предыдущие?
– Ни на мгновение!
Мне оставалось лишь написать эту статью!
2
Малейший шум заставлял меня вздрагивать. Я ждал уже четыре часа, сил у меня больше не было. Тишина в доме действовала угнетающе. Я бросил еще одно полено в камин, из которого вырвался сноп искр.
Удастся ли Эмме добиться успеха? Не вызовет ли задуманное ею подозрений издателя? Ведь он может догадаться об истинном авторе статей и заняться поисками кого-то третьего, предпочитающего оставаться в тени...
Я открыл окошко, чтобы выветрился дым. Сад под дождем напоминал кладбище. Ощущалось тяжелое дыхание зимы, с ее снегом и стужей. Я с трудом переводил дыхание, больше не в силах переносить одиночество. Вечное противостояние сделало меня пугливым.
Когда мой взгляд случайно упал на калитку, она вдруг открылась, и я увидел идущую по аллее Эмму, которая, заметив меня, торжествующе помахала рукой. Я бросился ей навстречу и, схватив за плечи, с немым вопросов заглянул в глаза.
– Полная победа! Моя история привела издателя в восторг. Он признался, что всегда испытывал сомнения по поводу литературных способностей моего мужа. И предложил двести тысяч франков в месяц за ежедневную статью и телерубрику.
– Но это же просто фантастика!
– Но я отказалась, – надув губки, заявила Эмма, бросая перчатки на стол.
– Ты шутишь!
– Нисколько. Я объяснила ему, что его газета не единственное место, где я смогла бы работать. Ведь Медина успел получить немало других предложений.
– Как он это воспринял?
– Как деловой человек, сразу же прибавив дополнительную сотню тысяч. И тогда уж я дала свое согласие. Надо же с чего-то начать, не так ли, Жеф?
– Потрясающе! Я всегда знал, что умные женщины представляют серьезную общественную угрозу.
Эмма была возбуждена, казалось, счастье переполняло ее.
– В течение долгих, нескончаемых месяцев я прозябала в тени этого ничтожества Фернана, Жеф! И вот теперь я вышла, наконец, на солнце. Как это прекрасно, вы не находите?
– Я отлично тебя понимаю, так как нечто подобное происходит и со мной. Долгие годы я задыхался и вот теперь наконец обрел самого себя. Ты вернула меня к жизни, Эмма!
– Как восхитительно вы говорите!
Наш поцелуй длился целую вечность. Губы Эммы, вобравшие в себя весь холод осенней улицы, быстро согрелись.