С моей-то рожей
Шрифт:
– Да, Жеф, ради тебя!
– Спасибо, спасибо! Мне и в голову не приходило, что ты до такой степени меня любишь!
– Ну вот, теперь ты сам в этом убедился!
– Но как тебе это удалось?
– Давай не будем об этом говорить!
– Наоборот, именно об этом я хочу говорить! Я хочу знать все подробности!
Она протестующе затрясла головой.
– Ты его связала, не так ли?
– Нет, он бы проснулся, хотя и спал очень крепко.
– А как же тогда?
– Все гораздо проще, Жеф!
– Рассказывай...
– Фернан всегда спал на боку, положив
Я понял, что необходимость давить на нее отпала. Актерские наклонности Эммы взяли верх над осторожностью. Ей самой не терпелось поделиться содеянным.
– Накануне вечером я заставила его надеть пижаму из очень прочного материала.
– А потом?
Я заранее знал, что все было придумано гениально.
– Когда он заснул, я заколола рукава и штанины пижамы огромными английскими булавками. Он и не почувствовал, как оказался полностью обездвиженным.
– Браво! Только женщине может прийти в голову столь простой и практичный способ. А что ты сделала, чтобы заткнуть ему рот?
– Догадайся!
Из своего преступления она устроила игру в угадайку! Что это было? Наивность или высшая форма проявления зла?!
Я включился в предложенную игру.
– Сдаюсь! Очко в твою пользу!
Даже в самом кошмарном фильме ужасов не встретишь столь циничного диалога!
– Сейчас увидишь!
Эмма подошла к комоду в стиле Людовика XV и выдвинула один ящик. Из отделанной перламутром коробки для перчаток она достала маленький рулон материи. В нее был завернут фетровый капюшон, стянутый понизу резинкой.
– Видишь, мне надо было лишь надеть его на голову Фернану! Секундное дело! Когда он всполошился, было уже поздно!
– А потом ты за ноги отволокла его в ванную комнату?
– Разумеется.
– Но как тебе это удалось?
– Было трудно. Я привязала один конец веревки за краны ванной, обвязала его за талию, а сама тянула за другой...
Она была настоящим дьяволом. Ее приемы привели бы в восторг сценаристов.
– Я восхищаюсь тобой, Эмма! Какая изобретательность, какая смелость!
– Я сделала это ради тебя, Жеф!
– Теперь во мне разовьется комплекс вины, Эмма!
Я чуть было не обрушил на ее голову все, что накипело у меня на душе, но сумел сдержаться. Если я раскрою карты, то не смогу осуществить месть, равную той боли, какую мне причинила Эмма. Разоблачить ее мне представлялось слишком примитивным, это мог сделать любой на моем месте. Мне хотелось как следует подготовиться, чтобы не ударить лицом в грязь и превзойти ее оригинальностью и воображением.
– Ты презираешь меня, Жеф?
– Как такое могло прийти тебе в голову? Ты дала мне самое большое доказательство своей любви, какое только возможно! Пошла ради меня на убийство!
Она медленно приблизилась ко мне, сверкая серо-зелеными глазами, облизывая сладострастные губы.
– Тебя не возбуждает эта ситуация, Жеф?
– О, любовь моя. Я едва сдерживаюсь от страсти!
6
Я уже неоднократно занимался любовью с Эммой на супружеском ложе Медины, однако
Ни один человек не сможет понять то пьянящее чувство, которое я испытывал, когда лежал совершенно обнаженный на месте Фернана, вынашивая планы расправы с его женой. Ситуация, поистине не имеющая себе равных. Я наслаждался каждой минутой, ощущая жар плоти лежащей рядом женщины.
Близился рассвет. Скоро Эмма встанет и начнет прихорашиваться, чтобы во всем блеске поспешить на свидание со своим любовником. Что она ему предложит? Свое тело, которым я уже в полной мере насладился, или свою мелкую черную душонку, объятую безумием? Он вызывал у меня жалость. Бедный малый, единственными достоинствами которого были молодость и красивая мордашка. Вместо того чтобы наслаждаться и тем и другим, он стал искать на свою голову опасные приключения. Наивный глупый красавец захотел славы!
Теперь я очень хорошо знал, что такое слава! Возведенный из песка пьедестал, не более того! Люди, которым удалось вскарабкаться на это ненадежное возвышение, мнили себя избранниками Бога, рассчитывая, что их исключительное положение продлится вечно, однако при первом же порыве ветра они кубарем скатывались вниз!
С первыми лучами солнца я, прикрыв наготу, встал и распахнул ставни. Мне был необходим дневной свет. Поднимая жалюзи, я заметил неподвижный силуэт около придорожного дерева. Я узнал фотографа, ослепившего меня магниевой вспышкой на вокзальной площади. Он стоял, опершись спиной о ствол липы, в надвинутой шляпе и с поднятым воротником. При нем не было фотоаппарата, и сам он менее всего был похож на фотографа!
Легавый!
Его наигранное равнодушие и подчеркнуто невинный вид были предельно красноречивы. Видимо, он сфотографировал меня для того, чтобы сопоставить мое нынешнее лицо с прежним обликом. У опытных полицейских теперь наверняка рассеялись последние сомнения. Скоро за мной придут! Может быть, это произойдет сегодня. Я больше не боялся ареста, однако любой ценой хотел успеть отомстить. В тюрьме я буду лишен этой возможности. Разумеется, я смогу настучать на Эмму полиции, но такой вариант мщения меня не устраивал.
Прикрыв окно, я вернулся в постель. Эмма еще спала. Легонько застонав во сне, она повернулась на бок. Черты ее лица казались мне насквозь фальшивыми и выдавали ее не меньше, чем собственноручное признание. Глядя на нее, я поражался тому, что мог так ошибаться. Я пытался представить себе, как будут развиваться события после моего ареста. Эрве Гино попробует продолжить серию "своих" ежедневных статей. Сделать это ему будет непросто. К тому же мой арест наделает много шума. Торазофф, наконец, узнает всю правду и вряд ли погладит по головке своего главного редактора. Однако, не желая скандала, он постарается замять эту историю, чтобы спасти газету от позора. Кто знает, может быть, он сам поможет Гино найти способ продолжить эксплуатацию золотой жилы...