С нами были девушки
Шрифт:
Время от времени, сбрасывая в жестянку пепел, капитан отрывался от чтения. Встречаясь с грустным взглядом юноши, он опускал глаза и опять углублялся в бумаги.
— Ну что ж, — дочитав, сказал Смоляров. — На мой взгляд, правильно отражено то, что случилось на посту Давыдовой.
В глазах Земляченко вспыхнула надежда.
— Но многое здесь, — продолжал Смоляров, — выходит за рамки порученного дознавателю. Твое дело — точно установить факты по сути самого события. Ведь так? Правда, в ходе дознания иногда выявляются дополнительные факты, которые помогают посмотреть на само событие шире и глубже. Да,
Андрей смотрел на Грищука так, словно хотел сказать: «Ну вот! Это самое мне уже говорили!»
— А вообще-то, не только тебя, Земляченко, а всех нас занимает вопрос, почему здесь оказался американский самолет… Высшее командование тоже над этим думает. И наша обязанность дать ему исчерпывающие данные для выводов.
— За этим мы и пришли, — заволновался Грищук.
— Можно послать в Бухарест и те твои материалы, которые не войдут в официальный документ, — обратился Смоляров к Андрею. — И не откладывая, одновременно с протоколами дознания. В случаях, подобных такому исключительному событию, военный суд делает свое дело быстро.
— Неужели так и трибунал? — вырвалось у Грищука.
— Очередное политдонесение я еще не отправил, — продолжал замполит, не замечая невыдержанности офицера. — Как исключение, разрешается посылать его не спецсвязью, а нарочным… — Он бросил взгляд из-под сомкнутых бровей на молодых офицеров и опять подтянулся к портсигару.
— Поручите мне! — попросил Андрей. — Я… я… все сделаю.
— Нет… Политдонесение повезет Грищук… И обратится там к полковнику Твердохлебу, а тот уже доложит члену Военного совета. Это именно тот человек, который имеет возможность смотреть на события шире, чем мы с вами. Он может полностью оценить все, что случилось. Так что вам, Земляченко, надо переписать дознание, как требует командир. Ясно? А затем снова поедете на место, где упал самолет. — Андрей вопросительно смотрел на замполита. — Надо побывать и в ближайшем селе, поинтересоваться, может, американец что-нибудь сбрасывал. Все это надо знать…
2
Андрей возвратился в офицерское общежитие и со злостью швырнул на стол папку с материалами расследования. Потом сел, медленно потянул папку за тесемку. Обложка открылась, будто подтолкнутая из середины. Он вздохнул и тоскливо посмотрел на бумаги: «Неужели придется выбросить все, что хоть как-то смягчает вину?»
Нет, он не чувствовал в себе для этого сил — перечеркнуть свои родившиеся в муках надежды… соображения, которые помогут судьям все понять… спасут ее… И снова Андрею стало страшно, снова вспомнился суд над курсантом училища и выразительный приговор: «Направить в штрафной батальон…»
Но что поделаешь — приказ надо выполнять, переписать все как полагается… А потом что? Этого Андрей не мог представить. В голове перемешались советы Грищука, обещание Смолярова.
Земляченко обхватил голову руками. Он сейчас уже не понимал советов, не верил обещаниям. На бумаге, на столе, на окне — куда бы он ни посмотрел — светились
Перо забегало по бумаге. Лаконичные официальные фразы ложились одна за другой. То и дело он посматривал на часы. Казалось, что время мчится с небывалой быстротой… Но вот наконец написаны заключительные слова. Теперь осталось поставить подпись. Только на мгновение задумался Андрей перед тем, как вывести свою фамилию. В это мгновение ему снова захотелось на клочки разорвать бумаги. Но разве от этого что-либо изменится?.. И он решительно подписался. Потом быстро собрал разбросанные по столу листы, сложил их в папку и отнес делопроизводителю части…
И все же после этого у Андрея не появилось чувства, что дело сделано. Походив несколько минут по коридору, он остановился возле открытого окна и начал жадно вдыхать свежий воздух.
Среди двора стояла полуторка. В кузов, где с винтовкой в руках и вещевым мешком за спиной примостилась девушка-солдат, заглядывала, встав на подножку, Давыдова.
«Новенькую везут на ноль девять», — догадался Земляченко и выбежал во двор.
Давыдова спрыгнула на землю, поприветствовала его.
— На пост? К себе? — спросил лейтенант.
— Так точно!
— И я с вами, — Андрей мгновенно очутился в кузове. Давыдовой не оставалось ничего другого, как сесть в кабину. Прозвучал сигнал, и автомашина, покачиваясь «а рессорах, покатилась со двора.
Выехали за городишко, в котором располагался штаб батальона. Лейтенант, углубленный в свои невеселые мысли, ничего не замечал вокруг. А по обе стороны асфальтированной дороги проплывали полоски полей, поросшие необломанной желтой кукурузой, одинокие домики, обвитые виноградом, посадки бука и граба. Здесь жил и трудился незнакомый Андрею народ.
Недалеко от того места, где надо было поворачивать на грунтовку, бежавшую на пост, машина поехала тише, а потом совсем остановилась. Андрей точно проснулся. Он соскочил на землю и на прощание махнул Давыдовой рукой.
До соседнего с постом села было недалеко. Земляченко знал эту дорогу. Он проезжал здесь, когда начинал дознание. Тогда на командирском «козле» он добрался к месту, где сгорел американский самолет, и долго ходил вокруг, надеясь найти что-нибудь в доказательство невиновности Зины. Но ничего, кроме обгорелых обломков, разбросанных взрывом, на месте события не оказалось…
Вскоре Андрей увидел полосатый шлагбаум, перекрывавший дорогу в село. У шлагбаума торчал жандарм в полной форме, в начищенной до блеска медной каске с петушиным пером. Держа в руке веревку от шлагбаума, он что-то выговаривал пожилому крестьянину. Тот, склонив голову, стоял возле своей лошаденки, запряженной в телегу — каруцу, на которой лежал небольшой бочонок, наверно с вином.
— Ты, Ион, совсем с ума сошел? Кто тебе, дураку, сказал, что отменили пошлину за выезд? Кто может отменить закон самого короля Михая? Нашей мамы Хелены? [5]
5
Мать короля, правительница.