С нежностью цвета огня
Шрифт:
— Это другое.
Вздыхаю. С одной стороны, пустяк — кто не сидел на полу, особенно, если там мягкий ковёр? Но с другой стороны, Медиф — не собачка.
— Ты недовольна мной?
— Если я попрошу не придавать значения тому, выше ты окажешься или нет, а просто выбирать, где удобнее?..
— Мне здесь удобно, — немедленно заверяет инкуб.
Почему я так реагирую? Ведь дело, в общем-то, не в месте, а в самом Медифе. Если бы, например, Аллеону захотелось устроиться на ковре, у меня бы и мысли не возникло его оттуда сгонять. Может, зря я ищу какой-то неправильный
Но нет, их нельзя сравнивать. Мотивы были бы в корне отличны. Лен руководствовался бы своим комфортом, а Медифом в первую очередь двигают глупые таласские правила. Проблема именно в этом.
— Ты разрешила мне за тобой ухаживать, и я подумал, что могу тут сидеть, — говорит между тем Медиф. Наше взаимное недопонимание действует на него удручающе.
И тут очередной кусочек пазла со щелчком встаёт на своё место.
— Погоди-ка! То есть, в Талассе это похвала? Вроде того, что ты говорил о стоянии на коленях?
— Позволение быть рядом — признак особого расположения госпожи.
Да я найду сотню дел, которые можно делать вдвоём!
— Ничего не имею против того, чтобы проводить время вместе. Но на полу всё-таки лучше не сиди, хорошо?.. Что не так?
— Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что я — твой жених?
— Как ты…?! — с силой сжимаю переносицу, крепко зажмурив глаза и душа в себе желание сорваться на крик. — С чего ты взял?
Как он пришёл к этому выводу? Мы же говорили о ковриках и о совместном досуге!
Медиф, чуть нахмурившись, молчит. Не у одной меня голова взрывается от столкновения разных культур.
— Давай-ка сначала! — предлагаю, резко выдохнув. — Ты можешь сидеть, где угодно, если тебе этого хочется. Но! Если это дань таласским традициям, не нужно. Я всё равно их не знаю и не смогу правильно расценить твоё поведение. Как сейчас, например.
— Но я-то смогу, — негромко напоминает он. — И я не умею по-другому, Дарисса. Не могу быть таким, как Лен.
Наверное, я слишком многого жду. Медиф ведь совсем недавно тут и не успел перенять чуждые ему правила. А может, вообще никогда это не сделает: он уже полностью сформировавшаяся личность. На его месте я бы тоже чувствовала себя потерянной, ища поддержки в том, к чему с детства привыкла. Получается, запрещая сидеть у моих ног, я не освобождаю его от неприятных повинностей, а лишаю уверенности?
— Тебе и не нужно быть кем-то другим, Медиф, — заверяю, спустившись к нему на пол. — Я ценю тебя именно таким, какой ты есть. Ты честный, надёжный и умный, а все эти таласские заморочки — ерунда. Извини, что всё время пытаюсь переделать тебя под привычный мне образ.
— Я обязательно научусь, — обещает он. Изящные смуглы пальцы робко касаются моей щеки, скользят вниз по шее. — Можно мне…
Не отвечая вслух, сама подаюсь к нему, заранее предвкушая, что и этот поцелуй будет особенным. С Медифом, кажется, других не бывает. Как он это делает? Целует, вроде бы, совсем неторопливо, скорее обещая, чем на самом деле разжигая страсть, но получается так сладко-волнительно, что по телу пробегает лёгкая дрожь.
Секундная заминка — и шею сбоку обжигает неожиданный поцелуй.
Вздрогнув,
— Что ты…
Мужчины обмениваются быстрыми взглядами, и договорить я просто не успеваю. Инкуб бережно разворачивает меня к себе и втягивает в гораздо более настойчивый поцелуй, не оставляющий иного выбора, кроме как насладиться им.
Испуг, взметнувший мысли, словно ветер — опавшие листья, растворяется в ласке. Пропустив удар, сердце заходится от восторга, смущения и удовольствия.
Запустив пальцы одной руки в шевелюру Медифа, второй ухитряюсь обнять Аллеона за шею. Не хочу, чтобы он ушёл, чтобы это закончилось! Окончательно опустившись к нам на ковёр, Лен неспешно скользит тёплыми ладонями по спине, гладит плечи, приспуская с них платье. Контраст жадных и нежных поцелуев, присутствие рядом двух великолепных, любимых мужчин и сама непривычная ситуация будоражат и возбуждают до неприличия. Чьи-то руки прямо через ткань мягко сдавливают грудь, чьи-то — скользят по бёдрам и талии. Где-то на задворках сознания ещё теплится мысль, что потом мне, наверное, будет стыдно, что мы не дома, но как вообще можно о чём-то думать, когда наэлектризованное тело предвкушающе дрожит даже от такой малости, как опаляющее кожу чужое дыхание?
— Думаю, нам уже хватит, — доносится сбивчивый шёпот Аллеона. — Пора бы и о приличиях вспомнить. Нас всё ещё ждут в гостиной.
Как только до меня доходит смысл слов, хочется застонать от бессилия и неудовлетворённости. Он прав, конечно, но так же нечестно!
— Это что было? — выдыхаю, с трудом собираясь с мыслями и поправляя платье.
— Маленькая репетиция? — провокационно улыбается сиир, однако его взгляд скорее проницательный, чем насмешливый. — Разумеется, только если ты пересмотрела свои убеждения.
Опешив, безмолвно рассматриваю его в ответ. Он это специально! Специально, чтобы я передумала насчёт секса втроём!
Р-р-р-р!
Хотя, наверное, нужно относиться к подобному проще. В конце концов, что такого? Аллеон выглядит более чем довольным. Медиф тоже не очень-то возражал. Для него, подозреваю, это вообще не в новинку. Да, я без инициативы извне не скоро ещё решилась бы, но, будем смотреть правде в глаза, мне понравилось получать в два раза больше ласки. С морально-этической стороной тоже нет никаких проблем. Это тут даже обществом не порицается! Так в чём же проблема?
— Иногда много думать — вредно, — понимающе замечает Лен.
Инкуб и тот улыбается! Может, конечно, «репетиция» разительно улучшила его настроение, но, скорее всего, дело в моём растерянном выражении лица.
Почему-то в этот момент я особенно остро, почти болезненно, чувствую между нами подавляющую разницу в опыте, возрасте и мировоззрении. Настоящая пропасть! То, что для меня — смелый эксперимент, для них — едва ли не рядовое событие; что абсолютно мне непонятно — очевидно для них, как, в общем-то, и наоборот. Про умение в буквальном смысле чуять эмоции и заставлять окружающих поступать, как им хочется, вообще лучше не вспоминать.