С отцами вместе
Шрифт:
«МОСКВА, ПРЕДСОВНАРКОМА ЛЕНИНУ.
СОБРАНИЕ КРАСНОЙ МОЛОДЕЖИ ДЭ-ВЭ-ЭР ШЛЕТ ТЕБЕ, ВОЖДЮ МИРОВОГО ПРОЛЕТАРИАТА, ГОРЯЧИЙ ЮНОШЕСКИЙ ПРИВЕТ, ПРИЧЕМ ЗАВЕРЯЕТ, ЧТО ИСКРУ, БРОШЕННУЮ ТОБОЙ, РАЗДУЕТ В ПЛАМЯ МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ И ЗАКОНЧИТ НАЧАТОЕ СТАРШИМИ ДЕЛО ДО КОНЦА».
Васюрка подбросил до потолка шляпу.
— Ур-ра!
Его поддержали разноголосо и мощно. Когда улеглась тишина, ученица, которая спрашивала, принимают ли в комсомол девушек,
— Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!
«Вот ее небось запишут в ячейку и винтовку дадут. Этим бабам всегда везет», — позавидовал про себя Ленька Индеец.
В зале почти ничего не было видно. Большая лампа погасла, под стеклом красным угольком тлел круглый фитиль. Только на сцене в жестянке чуть-чуть мигал язычок пламени. Это напомнило Косте ночевку на берегу реки: далеко-далеко горит костер, а около него мелькают тени Мокина, Феди-большевичка и Усатого.
Кто-то схватил Костю за ногу. Оказывается, Васюрка в темноте искал под скамьями свою шляпу.
— Теперь текущие дела! — объявил Митя. — У кого какие вопросы?!
Из-за кулис на сцену, шаркая валенками, вышел сторож нардома.
— Керосину больше нету. Вы уж того… расходитесь, а утром милости просим, я рано открываю.
В президиуме посовещались, и Мокин объявил собрание закрытым. Интернационал пели в темноте.
Глава пятая
Синяя заплатка остается
У школьного крыльца Кузю и Проньку остановил Кикадзе. Он стоял на верхней ступеньке, засунув руки в карманы свеже отутюженных брюк. Одна щека его вздулась флюсом: сладкоежка сосал большой кусок сахара.
— Вы почему вчера не ушли с собрания вместе с нами?
Кузя потер переносицу, поднял голову на старшеклассника.
— Вас выгнали из нардома, а нас нет. Зачем же уходить?
Кикадзе перестал сосать сахар, перегнал его языком к другой щеке и решительно вынул руки из карманов… «Как бы не стукнул этот верзила», — насторожился Кузя.
— Кто нас выгнал? — Кикадзе спустился на одну ступеньку ниже. — Мы просто не хотели связываться со всякими…
Оглянувшись, Кузя увидел, что Пронька сжал кулаки и готов прийти на помощь другу. Это ободрило рыжего Кузю, он шагнул на ступеньку выше, развязно сказал:
— Вы же «золотая» молодежь, а там собралась красная… Гусь свинье не товарищ!
— Кто гусь и кто свинья? — Кикадзе теперь стоял еще одной ступенькой ниже. Светлые пуговицы его форменной гимнастерки засверкали перед Кузиными глазами, совсем близко слышалось хрумканье. «Вот влепит меньшевистское отродье в ухо, и придется Проньке собирать мои косточки», — подумал Кузя. Он увидел, как над ним дергается кадык сладкоежки. Кикадзе проглотил разжеванный сахар, облизал губы.
— Вчера вы записались в соучраб?
На всякий случай Кузя отступил на ступеньку.
— Сугубая
Проньке надоел этот разговор, и он молча начал подниматься на крыльцо. Кикадзе, расставив ноги, загородил дорогу.
— Ну-ка, посторонись, «золотой»! — закричал Кузя и с ожесточением топнул по начищенному до блеска ботинку.
— Зареченская шпана! — запрыгал на одной ноге Кикадзе. — Я скажу Геннадию Аркадьевичу, что вы продались комсомолу!
— Жалуйся хоть самому японскому императору!
Кузя, дразня, состроил гримасу и юркнул за Пронькой в дверь. Конечно, Кикадзе мог бы дать крепкий подзатыльник малорослому Кузе, но крыльцо уже окружили школьники. Костя Кравченко подошел к пострадавшему.
— Не болит ножка, Гогочка? Вот если бы я топнул своими «кандалами», ты бы весь день танцевал на крыльце падеспань.
Вокруг захохотали. Кикадзе шарил глазами по толпе парнишек, искал и не находил «своих». Ему надо было как-то оправдаться, и он сказал:
— А что они сдрейфили! Записались в соучраб, так надо держаться!
— За что держаться? — спросил Костя. — За танцы, что ли? Я тоже на собрании остался и хочу вступить в комсомол.
— К шантрапе потянуло! — усмехнулся Кикадзе, и сейчас же пожалел об этом. Какой-то ученик в сарпинковой рубашке схватил его за воротник, притянул к себе и поднес к носу кулак.
— Понюхай, чем пахнет! И не оскорбляй пролетариат, а то получишь по сопатке!
Кузя, положив на парту книги, показался в дверях. Он спрыгнул с крыльца и присел на корточки за спиной Кикадзе. Ученик в сарпинковой рубашке толкнул сладкоежку, и тот, взмахнув руками, перевернулся через Кузю.
— Сошлись враги!..
Никто не видел, как подошла Лидия Ивановна.
— Отправляйтесь в классы, сейчас будет звонок! — строго сказала она.
Ученики бросились в школу, подталкивая друг друга. Кикадзе стряхивал с себя пыль.
— Зареченское хулиганье! — цедил он сквозь зубы.
Учительница не стала его слушать.
— Сам хорош! Иди на урок!..
Ленька Индеец немного опоздал. Он заявился в класс, когда все уже были на местах и ждали учителя. Сосед по парте сердито спросил:
— Ты зачем вчера соврал, что мой отец ногу сломал?
Ленька оскалил белые зубы.
— С тобой уж и пошутить нельзя!
— Хорошие шутки. Я целую версту бежал… на Хитрый остров. В нардом не вернулся, оркестр подвел.
— А вы разве на Хитрый переехали? — нарочно удивился Ленька.
— Мы всегда там жили!
— Я не знал. Думал, что ты прибежишь обратно со своей балалайкой.
— Я играю на мандолине. Соло! Ты ведь и гитариста обманул.
— А зачем он верит вракам! — выкручивался Ленька.