С первого аккорда
Шрифт:
— Так ты не ответил, чем увлекаешься? — напомнила я.
— Литературой. Особенно стихами современных авторов, — на полном серьезе заявил парень.
— Издеваешься? — не поверила я в его честность.
— Нет. Если ты про то, что ты пишешь, извини: не думал к тебе подлизываться. Это у меня уже давно. Направления, возраст писателя, тематика — любые. Что называется, главное, чтобы цепляло. Сам же немного владею пианино.
— А у меня дома гитара, — пробормотала я, глядя на землю. Егор нагнулся, укладывая руки на колени. На миг мне почудилось, что его тень окуталась полупрозрачной дымкой, словно пытаясь изменить очертания. Я моргнула,
— Нет, не скажу. А ты жуткая скрытница и врушка.
— Я?
— Причем, врешь сама себе, — чуть наклонив голову, не остался в долгу Егор. Я даже язык прикусила от таких заявлений. Парень, заметив выражение моего лица, кивнул, — Я знал одну девушку. Она была такая же молодая, как ты. И тоже вечно летала где-то далеко отсюда. И также умела хорошо себе врать. Ты пытаешься убедить себя в том, что отлично проживешь, поверхностно общаясь с людьми, что учеба — это главное и все такое. Врешь ведь? И не говори, что смотришь сейчас на меня исключительно как на собеседника.
— Интересно, а как же я на тебя смотрю? — я мгновенно почувствовала, что он прав.
— Пока мы тут с тобой сидим, у тебя глаза начинают гореть все ярче, руки начинают дрожать все четче. Я уж не говорю о голосе. Ты не заметила, что пытаешься не смотреть мне в глаза, что постоянно заикаешься, когда все-таки посмотришь в мою сторону.
— Уж не преувеличивай свою значимость! — хмыкнула я.
— Ни капли. Уверен, что с тем же Берестовым у тебя так же. Ты же не камень! — Егор улыбнулся.
— Нет, вы все-таки жутко похожи! — рассержено выдала я, — Только ты начинаешь мне доказывать, что я нуждаюсь в любви, в парне, в друге. А он — то, что мне нужна слава, деньги и другие привилегии знаменитости. Такое ощущение, что вы знаете меня лучше, чем я сама, или, по крайней мере, искренне в этом убеждены.
— И мы правы. Вишня, умоляю тебя, прекрати глядеть на себя только отрываясь от земли. Многие люди бояться сказать себе всю правду. Вот для этого и нужны друзья. Хороший друг — это твое зеркало с плоской, идеальной поверхностью. И как бы не было тебе противно твое отражение, но ничего ты поделать не можешь. Сам человек смотрит на себя подчас субъективно, наносит тушь, тени. Замазывает морщинки и прыщики. А потом наклоняется к луже, и пытается подправить прическу. Конечно, я тоже иногда неумышленно стараюсь не акцентировать свое внимание на чем-то, что считаю не слишком… приглядным в моем поведении. Но насколько я успел убедиться, все комплексы возникают оттого, что мы отворачиваемся от зеркал, и продолжаем рассматривать себя на дне кривого половника.
— И ты хочешь стать моим зеркалом? — продолжила я мысль Сорела.
— Если боишься, так и скажи. Не все любят свои отражения.
— Но иногда ведь надо смотреть правде в глаза, — грустно усмехнулась я. Егор только откинулся на скамейку, потягиваясь. Солнце уже почти окончательно спряталось за зеленые ветви березы, освещая их изнутри. Воздух стал наполняться прохладой, и только теперь я заметила, что потихоньку покрываюсь пупырышками. Я зябко потерла руки, пытаясь как можно меньше привлекать внимания. Хотя Егор и затрагивал достаточно неприятные для меня темы, но прервать разговор сейчас было нежелательно. С каждой новой фразой Сорела я все больше утверждалась в мысли, что он или давно все про
— Замерзла? — заботливо спросил парень.
— Да нет. Просто как-то неожиданно похолодало.
— Может, тебе домой пора?
— Хочешь отшить по-хорошему? — съехидничала я.
— Нет. Но должен же быть повод для еще одной встречи.
— Тебе обязательно все делать правильно, обязательно надо иметь предлог, что бы что-то сделать?
— Он нужен тебе, — улыбнулся Егор, — А за меня можешь не беспокоиться. Для меня достаточно одного желания.
— Значит, ты импульсивный человек? — попыталась сделать я вывод.
— Возможно. А возможно и нет. Частенько мне приходиться выливать на себя целый ушат ледяной воды, чтобы прийти в себя и не делать глупостей. В эти моменты я закрываю глаза и начинаю убеждать себя остановиться, подождать, остыть.
— И что, получается? — заинтересовалась я.
— Бывает, что и не справляюсь. Так что если не хочешь, что бы я потом себя корил, — иди домой.
— А если не пойду? — это был не вызов, и тем более не соблазнение. Просто хотелось узнать, что тогда будет. И, вообще, причем здесь я. Но голос вышел уж очень вкрадчивый. Так что пришлось срочно добавить, — Ну, мне же надо знать, чисто теоретически.
— Тогда ты задержишься здесь до темноты, замерзнешь и заболеешь. Я так увлекся разговором с тобой, что даже не заметил, как солнце садиться.
— Я тоже, — Сорел встал, протягивая мне руку для прощания. И тут только я вспомнила, — А как же наш договор?
— Грани.
— Да!
— А ты их считала? — подозрительно протянул парень, отводя глаза. Я только прикусила губу:
— Я на тебя надеялась.
— А я на тебя. Ну, раз так вышло, давай считать, что получилась ничья. Если не возражаешь, конечно?
— Давай. И какое же желание ты просишь? — брови Егора сдвинулись. Я даже стала волноваться, не выдумывает ли он что-то ужасное, но парень вдруг произнес:
— Я хочу, что бы ты согласилась еще раз со мной прогуляться.
— Мог бы и не просить, — облегченно вздохнула я, — Я хотела того же самого.
— Как говорит Аринка: "Птицы одного полета"? — усмехнулся Сорел.
— Пока не пнут, — не полетим?
— Нет. Если уж полетим, так не остановимся, пока куда-нибудь не врежемся.
— А что, ты врезался? — удивилась я. Лицо Егора стало мрачным. Он только кивнул и добавил:
— И прошу тебя, не повторяй моих ошибок, — Сорел пожал руку и, даже не попрощавшись, пошел по аллее к окраине парка. А я так и осталась стоять, смотря, как медленно уплывает его тень.
Но ни завтра, ни на следующий день мы не встретились. Всему виной были нескончаемые дожди. Темные тучи осадили город, как полчище голодных волков, нападающих на одну овцу. Пару раз заскакивала Аринка, мы молча сидели рядышком, смотря, как ветер качает деревья. Настроение ползло вниз вслед за свинцовым небом, подчас опускаясь ниже плинтуса. Дней через пять, вечером я сидела, перечитывая в очередной раз одну из самых моих любимых книг, как вдруг до меня долетело треньканье дверного звонка. Учитывая, что дома никого не было (родители еще не вернулись с работы), идти открывать пришлось мне. На пороге стоял мокрый с головы до ног Берестов, едва ли не освещая темную площадку своей улыбкой.