С первого взгляда
Шрифт:
— Я за тебя беспокоюсь, дура ты несообразительная. Ты же потом будешь реветь, уткнувшись носом в подушку из-за неразделённой любви.
Девушка морщится, по лицу прибегает тень.
— А ты ничего не перепутал, Стельмах? Кто ты мне такой, чтобы за меня беспокоиться? — ухмыляется блондиночка и машет головой, от чего светлые локоны пружинят, одна прядь выбивается из прически и падает на лицо. Я сжимаю ладони в кулаки, удерживая себя от лишних действий. Сжимаю и молчу. Спорить с ней не намерен. Я свою точку зрения изложил, нравится она ей или нет, но Гая и на пушечный выстрел не подпущу. Если так рассудить, с точки зрения Серганова, как отца, наверное, уж лучше я, чем Максим Гаевский.
— Друг. Хотелось бы верить.
— Я не собираюсь с тобой дружить, — вроде смеется, но в глазах нет задора. — Попросту не смогу, Стельмах.
— Перестань.
— Что?
— Называть по фамилии.
— Не нравится? — выгибается идеальная бровь в издевке.
Да, черт возьми, сам не ожидал, что такое скажу, но раздражает. Из ее уст неимоверно бесит это «Стельмах». Артём. Хочу, чтобы она звала меня Артём. Но она права, кто я такой, чтобы от нее чего-то требовать? Сам вчера обозначил рамки в наших взаимоотношениях.
— Что ты молчишь? — улыбается девушка, делая шаг в мою сторону. Легкой поступью, словно не идет, а плывет. От нее так и веет уверенностью. Она продолжает играть в эту опасную игру, которая называется «выбеси Стельмаха», и, черт возьми, у нее отлично получается. Она стоит уже близко, задрав голову, смотрит снизу вверх. Удивительно, но даже на высоченных каблуках девушка на порядок ниже меня. Дюймовочка, которую совершенно неосознанно хочется защитить. Потому что, несмотря на напускную самостоятельность и самоуверенность, она хрупкая и беззащитная девчонка, которая привыкла прятаться за толстой броней дерзости.
— Какое ты имеешь право лезть в мою жизнь? — полушепотом, глаза в глаза, на лице выражение томительного ожидания. Не представляю, что творится в ее голове, но по взгляду вижу — мой раздрай она прекрасно уловила. И сейчас виртуозно играет на моих потрепанных за эти дни нервах. Делает еще одно легкое движение, и меня мгновенно обволакивает терпкий шлейф памятного парфюма, заставляя до боли сжать челюсти.
— Еще шаг, и я за себя не ручаюсь, — выходит тихо и с надрывом, что б ее. — Кажется, вчера я уже все тебе сказал, Лия…
Она молчит, наверное, с секунду, пока смысл сказанного не доходит в полной мере. Выражение на лице меняется, дерзость перетекает в обиду. Опаляющую и задевающую до самых глубин души.
— Иди ты к черту, Стельмах, — кидает мне в лицо. — Ты мне никто. И таким и останешься, по-видимому. А это значит, что указывать, как мне жить и с кем спать, права не имеешь.
Это «спать» бьет прямо в цель. Сообразить не успеваю, как девушка огибает меня и собирается убежать, но я хватаю ее за руку и прижимаю к себе. Алия вскрикивает от неожиданности и упирается ладонями в мою грудь. Еле сдерживаю стон удовлетворения, когда ощущаю под ладонью ее оголенную спину. Чертово платье, гребаный прием и еще этот Казанова Гаевский, гад!
Глава 20. Стельмах
— Он тебе не пара, — произношу четко, проговаривая каждое слово. Выдыхаю, не в силах оторвать взгляд от слегка приоткрытых, приглашающих насладиться их вкусом губ. В горле пустыня, а сердце просто выскакивает из груди и ухает куда-то в пятки. — И я тебе не пара, Лия… — не понимаю уже, кому пытаюсь это доказать в большей степени: ей или себе. Наклоняюсь, замирая всего в считанных миллиметрах от ее губ. Позволяя себе сиюминутную слабость, запускаю ладонь в волосы, и тяжело выдыхаю, обхватывая невозможно строптивую девчонку за тонкую длинную шейку. Вижу, как по коже девушки побежали мурашки, и готов взвыть, потому что она слегка дрожит в моих руках. И отнюдь не от страха. Хорошо, что Серганов увлечен переговорами с
— Хватит, Лия, — выдыхаю ей в губы, сжимая пальцы на ее тонкой шейке, и слышу тихий стон девушки. — Твои игры ни к чему хорошему не приведут, — голос просел и хрипит, в паху огонь. Стояк до боли врезается в молнию брюк, и эти все прелести только от ее присутствия рядом. Она мой раздражитель.
— Мои игры? — выгибает Лия бровь и смотрит из-под густых ресниц. Наваждение махом слетает с девушки, она быстро берет себя в руки. — Это вы, по-моему, заигрались, Артем Валерьевич. — Чувствую, как ладошки на моей груди сжимаются под пиджаком, комкая и натягивая ткань рубашки. — Я прекрасно помню про глупости и про «жалеть». Но хочу заметить, что это не я бросилась вырвать волосы твой идеальной Жанне, а ты налетел на Гая.
— Гай тебе не пара, — повторяю, как попугай, но как по-другому вложить в ее дурную голову, что потом будет ей хреново? Ее сердце разобьют и растопчут.
— Почему? — машет головой, — и сам не «ам», и другим «не дам»? Да, Артём?
Четко написанное желание на ее лице сменяется насмешливой маской ненависти. Лия упирается и вырывается из захвата, отталкивает меня. Отходит всего на шаг, а у меня ощущение такое, словно между нами возникает гигантская пропасть.
— Повторю, если уж с первого раза ты не расслышал. У тебя нет никакого права указывать мне что-либо.
Ненависть сменяется растерянностью, и на темно-алых губах играет грустная улыбка. Лия качает головой и собирается уйти, а я, похоже, уже готов ее догнать и зажать где-нибудь в углу, преподав урок. Слава богу, этому безумию не суждено случиться. Нас отвлекает неожиданно ворвавшаяся реальность.
— Муся, — летит к нам из центра зала звонкоголосая Майя, — а мозно с вами потанцевать? Дедь Алтем, а ты возьмешь меня на лучки?
Мышка подбегает и вцепляется одной ручонкой в подол матери, а второй в мои брюки. Маленький херувимчик появляется очень вовремя, не давая взрослым натворить больших бед. Мы с Алией переглядываемся. Мышка уже стала как своеобразный «отбойник» между нами. Своей детской наивностью не дает нам с Алией окончательно столкнуться лбами. Напряжение, витавшее в нашей «паре», незаметно сходит на нет. На губах Лии играет мягкая улыбка, и свой до невозможности влюбленный взгляд она устремляет на дочь.
— Давайте танцевать! — требует мышка, не понимая причину замешательства двух упрямцев.
— Неплохая идея… — неуверенно шепчет блондиночка, ожидая моей реакции. А я хочу. Впервые в жизни я действительно хочу танцевать.
— Иди сюда, маленькая госпожа, — присаживаюсь на корточки и подхватываю малышку на руки. Она заливисто хохочет и, цепляя Алию за шею, заставляет прижаться к нам. Девушка неуверенно обнимает меня за талию, явно ощущая неловкость.
Жизнь — качели. Две минуты назад между нами искры летали, а сейчас танцуем странный танец на троих. Под неумолкающий детский лепет и легкую мелодию договариваем друг другу взглядами то, что сказать напрямую духу не хватило.