С собой и без себя. Практика экзистенциально-аналитической психотерапии
Шрифт:
Поскольку Аня не раз угрожала покончить с собой, а ее мама очевидным образом не справлялась с ситуацией, классная руководительница потребовала, чтобы мать обратилась в детский психологический центр, иначе это сделает школа. Несколько дней спустя у Анны состоялась встреча в консультационном центре. Все это я узнала от классной руководительницы после родительского дня.
Для того чтобы свести воедино все усилия, я позвонила детскому терапевту и рассказала ей о замеченных мной очевидных телесных повреждениях, искаженном поведении Ани и ее угрозах покончить с собой.
После того как состоялась встреча терапевта с семьей, она сообщила мне о своем сильном подозрении, что Анну подвергали сексуальному насилию. Она напрямую спросила об этом родителей. Родители девочки были удивлены,
Вскоре после этого у меня состоялась очередная встреча с Аней. Она показалась мне закрытой, погруженной в себя и защищающейся. Робко она начала рассказывать о том, как была с родителями у детского психолога: «Женщина такая глупая. Я села в кресло-качалку и не произнесла ни слова. Туда я больше не пойду. Моя учительница – дура, она сказала моей маме, что та должна что-то предпринять, иначе она начнет что-то делать. Учительница виновата. Мне не нравится психолог, не нравится врач, а больше всего мне не нравится моя учительница. Она мне обещала никому ничего не говорить, но не сдержала свое слово. Я больше не хочу идти к психологу. Я больше не буду ничего говорить, я больше не скажу ни слова».
Аня начала дрожать, была напряженной и растерянной. «Можно я порисую?» – вдруг выпалила она и стала рисовать как сумасшедшая. Она рисовала беспорядочные линии на всем листе бумаги. Это были запутанные, буйные зигзаги и полосы. Затем она нарисовала что-то темное, похожее на облако, с двумя яркими желтыми пятнами. «Это буря, она все сметает на своем пути, и она очень сильная. Желтые точки должны все привести в порядок. У них это получится!»
Обида
Во время следующих встреч мне лишь с большим трудом удалось установить контакт с Аней. Она закрывалась, казалась расстроенной, часто у нее на глазах появлялись слезы, и она говорила: «Все скверно, я не хочу говорить, или я сразу уйду». Аня задергивала шторы, била по клавишам пианино или монотонно кидала в доску губку. В течение многих часов я ограничивалась тем, что поддерживала Анну, просто оставаясь с ней и выдерживая ее вспышки.
Когда Аня рисовала, она не могла изобразить что-то предметное. Краски на рисунках расплывались, она рвала свои рисунки и приклеивала обрывки на другой листок. В течение этого времени я неоднократно пыталась начать говорить с ней о ее тайне, но Аня уходила от разговора. В конце концов, чтобы не оставлять Анну в одиночестве, я открыто сообщила ей все, что знала про нее. Я сказала, что знаю о синяках на ее теле и считаю, что ее тайна связана с этим. Я добавила, что я знаю, что ее били, и уверена, что это произошло дома. В этот момент Аня была словно парализована. Наконец, она взглянула на меня и начала понемногу расслабляться. У меня создалось впечатление, что ей стало легче. Она взяла листок и нарисовала дерево.
Рис. 3. «Пестрое дерево»
Во время рисования она молчала. Закончив, она протянула мне рисунок со словами: «Это пестрое дерево, оно совершенно “запутанное”».
Во время следующей встречи Аня снова начала сама рисовать зверей. Она изобразила рыбу и кошку, после чего вырезала зверюшек. «Рыба должна уйти, она должна уплыть как можно дальше, – вырвалось у нее, – но кот должен оставаться». То есть она хотела, чтобы дедушка был далеко, а папа оставался с ней.
Робея, Аня начала говорить. Рассказывая, она все более отчетливо говорила о своих переживаниях в связи с дедушкой. Когда ее мать чувствовала, что она больше не выдерживает, она звала своего отца – Аниного дедушку – и поручала ему дисциплинировать Анну. Она должна была снять брюки и трусики, и дедушка клал ее на колено. Дедушка бил ее по голой попке, чаще всего рукой, но иногда и хлыстом. Как правило, в это время Аня оставалась с дедушкой наедине. Изредка при этом присутствовала
Теперь я лучше понимала, какое значение имели руки придуманного ею несуществующего человека (см. рис. 2).
Разгрузка
За те две встречи, когда Аня рассказывала о насилии, она изрисовала огромное количество бумаги. Она макала кисточку в краску, била ею по бумаге, комкала ее, пачкала руки клеем и намазывала его на скомканную бум аг у.
Ане нравилось рисовать таким образом: все было такое липкое, грязное, пачкающее. Особенно ей нравилось пачкающее. Рисуя, она была словно погружена в свой собственный мир, хаотичной беготни, которая еще до недавнего времени была характерна для ее поведения, становилось все меньше. Она успокоилась. Ее действия стали более целенаправленными и устойчивыми. Теперь ей удавалось установить зрительный контакт со мной и удерживать мой взгляд.
Рис. 4. Отреагирование чувств
С момента родительского дня прошли пять недель. Поскольку родители Ани не проявляли большого желания сотрудничать с психологом и при этом существовали неоспоримые доказательства причинения ребенку телесных повреждений, к работе была подключена сотрудница социальной службы. Она посещала семью несколько раз в неделю.
Анна восприняла появление сотрудницы двойственно. С одной стороны, дедушка держался от нее подальше и насилие с его стороны прекратилось, благодаря чему она чувствовала себя более защищенной, с другой стороны, ее мать сказала, что если она не изменится и не станет послушной, ее отдадут в интернат – женщина из социальной службы заберет ее.
Благодаря всей этой работе Аня стала спокойнее. Ее рисунки стали более яркими, вновь появились линии и структура.
Как-то раз Аня нарисовала рисунок с тонкими полосками и большими голубыми цветными пятнами в середине. «Черные полосы – это злое, его теперь меньше, а голубые полоски – это хорошее. Также и голубое – это зло, но теперь оно поймано».
Защита
Тем временем наступил июнь, учебный год подошел к концу. Аня думала о том, что будет после того, как закончатся школьные занятия. Дом, который построили ее родители, был почти готов, и во время каникул семья должна будет переехать в новый дом. Начиная с осени Аня будет ходить в другую школу. Казалось, что она испытывает облегчение и радуется новому жилищу. Там она будет жить со своими родителями. Ее уже взрослый брат и бабушка с дедушкой останутся в городской квартире. Для Анны было очень важно, чтобы наш с ней контакт сохранился, и я сказала, что в любое время она может мне звонить.
Во время нашей предпоследней встречи Аня захотела, чтобы мы рисовали вместе. Она вынула из папки рисунок, на котором была изображена мышка равновесия, и положила его на стол. При этом она предложила мне игру: мы взяли четырехцветную внутреннюю жизнь мышки и нарисовали к каждой части самостоятельный рисунок. Каждая из нас рисовала то, что приходило в голову в связи с этим цветом.
Анна начала с зеленой части. Это был тот цвет, с помощью которого она изобразила «позорную» часть жизни мышки. Анна описала свой рисунок следующим образом: «Везде вода, есть капли дождя, они не стекают. Тут лианы и водоросли, они могут меня потянуть вниз, а внизу у основания – скала. Дерево стоит отдельно от воды. В дереве мне нравится все, только ствол мне не нравится». Больше она ничего не сказала по поводу этого рисунка.