С тобой мои мечты

Макголдрик Мэй

– Вы совершенно правы, сэр. Лорд Эйтон провел в Мелбери-Холле две ночи, и оба раза я просидела несколько часов у его постели.

– В самом деле, миледи? – спросил доктор. Его брови удивленно поползли вверх.

Да. И должна сказать вам, что ночью его светлость ведет себя крайне беспокойно. Иногда он забывается тревожным и прерывистым сном, а когда просыпается, не может понять, где находится. – Миллисент в волнении сплела пальцы. – Вначале я подумала, что просто выбрала неудачное время для визита, и спросила слугу графа, Гиббза, когда мне лучше прийти. Но мне

было сказано, что в дневное время лорд Эйтон совершенно не переносит чьего-либо общества.

– Не знаю, что вы хотите этим сказать, леди Эйтон, – холодно заметил Паркер и снова посмотрел на часы.

– Гиббз подтвердил, что его господин спит очень плохо. Более того, теперь во время бодрствования лорд Эйтон всегда очень возбужден и гораздо более несдержан, чем раньше. К тому же, как мне сказали, он не желает есть и ничего не пьет. Изредка удается уговорить его съесть хоть что-нибудь. Я подозреваю, что с ним, должно быть, что-то серьезное. Ему становится все хуже.

Доктор Паркер посмотрел на Миллисент с явным неодобрением.

– Лорд Эйтон принимает очень сильное лекарство, миледи. Если быть точным, ему дают настойку опия. Это лучшее средство для такого больного, как он. И это единственно возможное лечение для человека в состоянии умственного расстройства, которого по настоянию семьи держат дома. Опиум должен оказать успокаивающее действие и унять меланхолию. А если этого не делать, то графа придется связать и держать взаперти.

– Но почему?

– Чтобы его светлость не поранил себя в приступе отчаяния.

– Но, кажется, он становится менее…

– Теперь что касается его лекарства. Уверяю вас, оно давно опробовано и признано крайне действенным. Прежде чем его светлость покинул Лондон, я увеличил дневные дозы на несколько капель. Вижу, что мое лечение явно идет графу на пользу.

– При всем моем уважении к вашим знаниям и опыту, мистер Паркер, я не вижу никаких…

– Миледи, – твердо сказал доктор, нетерпеливым жестом отметая все ее возражения, – вы должны доверять моему опыту. Его светлость находится в более выигрышном положении, чем многие, кто страдает той же черной меланхолией. Его жизнь намного приятнее их жизни, уверяю вас. Я делаю все возможное, чтобы побороть его болезнь. Использую самое действенное средство, которое только известно медицине.

– Я совершенно уверена, что вы стараетесь помочь лорду Эйтону, но…

– Займитесь-ка лучше его диетой. Скажите своим людям, чтобы тщательно следили за желудком его светлости. Ему требуется легкая пища. Впрочем, я уже говорил об этом камердинеру графа. Очень важно наблюдать за пищеварением, кишечник должен регулярно опорожняться. Я буду извещать вас о состоянии рассудка его светлости, а теперь вынужден попрощаться с вами, леди Эйтон. Я и так слишком долго задержался здесь. Слишком долго.

Лайон сжал губы и отвернулся, когда слуга Джон попытался влить ему в рот ложку супа.

– Милорд! Вам бы надо помочь мне в этом деле. Уж слишком вы похудели. И доктор Паркер говорит, что мы должны заставлять вас побольше есть.

Слуга продолжал

говорить, но Лайон его не слушал. Спазмы в желудке стали настолько привычными, что он уже почти не обращал на них внимания. Но вот такой сильной тошноты, как сегодня утром, еще до визита этого надутого индюка-доктора, он никогда прежде не испытывал. Или это было вчера утром? Дни давно слились и перемешались. Лайон попытался было вспомнить, когда же именно его тошнило, но вскоре бросил это занятие. Какая, в конце концов, разница?

Чертов доктор! Еще один толстопузый шарлатан с ухоженными руками. От него так и пахнет деньгами. Да он просто весь звенит на ходу, точно мешок с золотыми монетами!

Лайон посмотрел на Джона и снова отвернулся.

Пока Паркер осматривал его, Лайон не произнес ни слова. Он не сказал ему о судорогах, которые все чаще терзали его правую руку, заставляя пальцы то скрючиваться, то распрямляться. Ни словом не упомянул о болях в суставах и не спросил, почему иногда ему удается согнуть ногу в колене, а иногда нет. Ему не хотелось, чтобы мошенник-лекарь задерживался здесь. Он ненавидел докторов и все их жалкие уловки и хитрости. Его мутило от их наглости и отвратительного всезнайства.

Но самое главное, признался себе Лайон, он устал бояться того момента, когда один из этих прохиндеев убедит его семью отправить графа в Бедлам. Возможно, когда не станет вдовствующей графини, остальных не придется долго уговаривать. Неожиданно Лайон почувствовал во рту вкус желчи. Холодный пот выступил у него на лбу.

Ложка снова уткнулась ему в рот. Эйтон с раздражением дернул головой, отвернулся к окну и попытался рассмотреть стоявший во дворе экипаж. В эту минуту из дверей вышел тот самый заплывший жиром доктор и шагнул к карете.

– Нам тут никак не обойтись без вашей помощи, милорд.

Лайон узнал голос Гиббза. Он вернулся… наконец.

– В постель. – Эйтон закрыл глаза. Ему хотелось снова испытать спасительное забвение, которое так часто приходило к нему в последнее время.

– Да, но не раньше, чем вы съедите хоть немного супа.

Ложка опять назойливо замаячила у самого лица Лайона, но он сердито оттолкнул ее здоровой рукой.

– Положите меня обратно в постель. Немедленно!

В комнате было слишком жарко. Лайон почувствовал, как его кресло развернули, и попытался сфокусировать взгляд на лице Джона, который все еще норовил сунуть ложку ему под нос. За плечом Джона стоял Гиббз с хрустальным бокалом в руке. Лекарство. Но в комнате был кто-то еще. Должно быть, верзила Уилл.

– Дадите лекарство его светлости лишь после того, как он хоть что-нибудь съест, – распорядился Гиббз, поставив бокал на стол. – Я скоро вернусь.

Граф хотел было крикнуть вслед Гиббзу, чтобы тот заодно прихватил с собой эту парочку тупых болванов, но во рту по-прежнему было горько, а тело дрожало в лихорадке.

– Проглотите ложечку, ваша светлость. Скушайте хоть чуть-чуть, милорд, и мы мигом положим вас обратно в постель.

На этот раз графу удалось выбить чашу из рук слуги. Она упала на пол и разбилась.