С тобой. Навсегда
Шрифт:
– Решили. Нет, это ты, Коль, решил. Я не могу, понимаешь, не могу больше. Мы на три года приехали в эту Тмутаракань, на три года, Коль! Прошло пятнадцать, а мы все еще здесь… Меня воротит от запаха водорослей. От рыбы воротит. От сырости этой, от того, что не вылезаю из резиновых сапог большую часть лета! Я постоянно одна, ты, то на станции пропадаешь, то оленей кормить подряжаешься, то с рыбаками уходишь в море. Хватит с меня, не хочу больше! Завтра уволюсь и уеду в Горький! К маме. Домой. Вместе с дочками.
– Светуль, не горячись, я же для
– Достал ты меня, своим старанием. Все. Не пытайся уговорить, не останусь. И знаешь, мне даже не нужно, чтоб ты вместе с нами поехал, оставайся тут, у черта на куличках, живи в свое удовольствие!
Папа, разумеется, пытался маму отговорить. Соглашался отказаться от подработки, предлагал всей семьей съездить куда-нибудь отдохнуть, но маме словно шлея под хвост попала. Мама стояла на своем. Буквально неделю спустя, Таня смотрела в круглое стекло иллюминатора самолета. Прощалась с Приморским краем. В свете утренней, удивительно прозрачной зари… Заливы. Горы. Бескрайний океан, шелестящий размеренной волной…
Сестра легко освоилась на новом месте жительства, и кажется, даже не скучала по папе. Таня скучала. И по отцу, и по школьным друзьям, и по родным местам… По знакомым с детства пейзажам скучала. Душа летела из каменных джунглей чужого города, туда, где жалобные крики чаек, что парят над морем, и ходят по берегу оставляя следы перепончатых лап на влажном песке, туда, где зеленые сопки и дубовые рощи…
Мама и Ольга с ужасом вспоминали Приморские зимы, Таня ужаса не разделяла перед ее внутренним взором возникала картина: как по дрожащей шали обледенелых морей скользит белесое солнце, а покрытые крепкой снежной коркой прибрежные камни ослепительно переливаются холодной красотой.
Отец приезжал навестить, несколько раз в Горький, и два раза в Москву, а она, ни разу с тех пор не была в родных местах. Так уж сложилось. А теперь вот, приедет вместе с Темой. Лишь бы ему климат подошел…
Глава 5
Мягкие, удобные ботиночки, пришлись Теме впору. И комбинезон по размеру подошел.
– Какой красивый мальчик у нас. Нам бы еще зимний комбинезончик раздобыть для нашего красивого мальчика. Чтобы зимой ему было тепло и удобно, - ворковала Лиля, поправляя капюшон Темкиного комбинезона.
Таня поспешно застегнула куртку, Тема уже одет, она идет с малышом прогуляться. Лиля осталась дома, приготовить к обеду что-нибудь.
Осень очистила дорожки от летней пыли вчерашним дождем. Блестели умытые, краснеющие листья кленов, желтые листья каштанов, золотые верхушки берез. Не спеша дошли до детской площадки, обошли вокруг отсыревшей деревянной горки, вокруг песочницы с остатками серого песка на самом дне, металлических качелей кем-то безобразно погнутых.
– Мокрое все, Темыч. Негде поиграть. Просто походим ножками.
Тема кивнул.
Бродили по двору, собирали гладкие, коричневые каштаны, складывали в карманы Теминого комбинезона. Таня болтала с ребенком и успевала думать о своем.
– Хорошо устроился, живешь в свое удовольствие! А я, одна тащу двоих детей. Незачем было сюда заявляться! Нервы мотать, - смахивая злые слезы, выкрикивала мама. Закрывалась в комнате, громко хлопнув дверью.
Папа как правило шел за ней, пробовал поговорить, успокоить, но безрезультатно. У Тани сжималось сердечко, она любила и папу, и маму. Ольгу отношения родителей не особо волновали, для нее было важней, что теперь она может похвастаться перед подружками новыми джинсами фирмы "Монтана", юбкой джинсовой, кроссовками, футболками, курточкой из бархатистого вельвета, целым пакетом жевательной резинки. Папа все это богатство добывал через знакомых моряков дальнего плавания и привозил дочкам.
Время шло, папа по-прежнему жил на Дальнем востоке, приезжать стал реже, и Таня поняла: на воссоединение семьи, не стоит надеется. К сожалению. А мама… Мама постепенно нарастила себе комплекс. Несчастной женщины с двумя детьми, брошенной мужем предателем.
– Да ладно тебе, не гневи Бога, Колю тебе хаять не за что. Посмотри, ведь ни в чем не нуждаешься, Коля и вещами девчонок снабжает, и денег присылает, больше, чем твоя зарплата. И никто тебя не предавал. Самой не жилось с мужем, осаждала маму бабушка, в ответ на причитания о тяжкой судьбе.
Мама дулась, но замолкала. С бабулей особо не поспоришь, она не отец, церемониться не будет, быстро на место. Впрочем, спустя пару лет, мама как-то успокоилась, прекратила заводить разговоры о папином подлом предательстве.
Что касается сестры, с ней, Татьяна даже в детстве не ссорилась. Пусть и близости такой, как бывает между сестрами, особенно при небольшой разнице в возрасте не было, но и не ссорились. Тане, не нравилось, когда Оля хитрит, старается от домашних дел клянчит у мамы или бабушки деньги, берет без спроса вещи. Не нравилось, и Ольге она говорила об этом, но спокойно, безо всяких скандалов.
Сестра делала бровки домиком:
– Тань, ну ладно тебе, не будь такой занудой. Я же твоя младшая сестренка, любимая…
Бабушки не стало в тот год, когда Таня перешла на второй курс института. Заснула и не проснулась. Сердечный приступ. Таня прочувствовала, что такое - боль настоящей потери. Невосполнимой утраты. Когда понимаешь, что любимой бабули больше нет на этой Земле. Совсем. После проводов бабушки в последний путь, они сидели на кухне. Втроем. Мама, сестра и она, Таня.
– Девочки. Теперь у меня никого кроме вас не осталось. Вы всегда можете на меня рассчитывать, чтоб не случилось, я всегда поддержу. А вы, вы всегда поддерживайте друг друга. Обязательно поддерживайте друг друга, - вытирая заплаканные глаза носовым платком, сказала тогда мама.