С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген
Шрифт:
Бык Фалариса, средневековая гравюра.
Здесь возникает забавная связка между легендами о Фаларисе и жуткими байками римлян о Карфагене. Тиран Акраганта прославился в том числе и тем, что изобрел экстравагантное орудие казни — полого быка из меди с дверцей на боку. Внутрь бросали приговоренного, затем под быком разводили огонь и жертва изжаривалась заживо. Ноздри быка были устроены таким образом, что крики казнимого искажались, напоминая бычье мычание.
Якобы (якобы!) карфагеняне вывезли медного быка в свой город и далее использовали
(О да, Сципиону Эмилиану, после одного из самых грандиозных сражений в античной истории, только и следовало заниматься устройством дальнейшей судьбы акрагантского быка. Поверить в это довольно сложно).
Малх побеждает, западная Сицилия переходит под прямое управление Карфагена. Далее начинаются малообъяснимые странности.
Следующим пунктом экспедиции Малха становится Сардиния, что на первый взгляд вполне разумно: чем больше островов к западу от Италии подчинено, тем эффективнее контроль за морскими перевозками и успешнее борьба с пиратством. Требуется как можно больше укрепленных баз флота!
И надо же — неудача! Войско карфагенян оказалось наголову разгромлено местным племенем сардов (шерданов), происхождение коего покрыто мраком полной неизвестности. Предполагается, что сарды относились к «народам моря», во время Катастрофы Бронзового века атаковали Египет, были разбиты фараоном Рамземом II, а затем поселились на острове, получившем свое название от данного народа.
Не исключено, что в столкновении сардов с армией Малха принимали участие и фокейцы из Массилии и Алалии, считавшими этот район сферой своих жизненных интересов.
Юстин в XVIII главе «Эпитомы» пишет следующее («Мазей» — адаптированное к греческому произношению имя Малх):
«...[Карфагеняне] перенесли войну в Сардинию, они потеряли там большую часть войска и потерпели страшное поражение. Вследствие этого они приказали уйти в изгнание с уцелевшей частью войска полководцу своему Мазею, под руководством которого они некогда покорили большую часть Сицилии и совершали подвиги в войне против афров. Воины, убитые этим приказанием, отправили в Карфаген послов, которые сначала просили о разрешении возвратиться на родину и о прощении, а затем заявили, что оружием добьются того, чего не добились просьбами. Так как карфагеняне презрели их просьбы и угрозы послов, солдаты спустя несколько дней сели на корабли и с оружием подступили к городу. Здесь, призывая в свидетели богов и людей, [они заявили], что пришли не завоевывать город, но возвратить себе родину; они намерены доказать своим согражданам, что в предыдущей войне не доблести им не хватило, а счастья. Осадив город и перехватывая обозы с продовольствием, они довели карфагенян до полного отчаяния».
Это, знаете ли, крайне серьезный прецедент! Серьезнее некуда. Впервые перед Карфагеном встает призрак гражданской войны.
Во-первых, не поддается никакому логическому объяснению факт изгнания Малха. Военная фортуна переменчива. Если после неудачи в бою, пусть даже крупной, изгонять всех подряд, то никаких полководцев не напасешься. Совсем недавно Карфаген проиграл войну с Массилией, но о том, что пунийских флотоводителей-навархов
Другое дело, если Малх проявил совершенно ненужное рвение, нарушив приказы и директивы центра. То есть, окрыленный сицилийским успехом, полез на Сардинию по собственной инициативе, не рассчитал силы, встретил решительный отпор и оказался в изрядном проигрыше, потеряв много людей и материальных ценностей. Вот за такую самодеятельность вполне могло последовать очень жесткое наказание — данная версия никак не подтверждается историческими документами, но выглядит достоверной.
Во-вторых, те, кто принимал решения собственно в Новом Городе, совершили непростительную ошибку, применив принцип коллективного наказания к «уцелевшей части войска» — в основе это были не наемники, а граждане Карфагена, о чем недвусмысленно повествует Юстин. Потеря карфагенского гражданства, а значит и всех привилегий, которое оно давало, лишало солдат Малха любых надежд на будущее — неудивительно, что ополченцы предпочли пойти на открытый конфликт с родным городом, взяв его в осаду.
Важное примечание: никакого военного противодействия армии Малха Карфагеном не оказывалось, следовательно, ополчение являлось единственным крупным вооруженным отрядом, участвовавший в этих экстраординарных событиях. Вероятно, в городе находилась внутренняя стража, но помешать блокаде она не могла физически за малочисленностью или необученностью...
Попутно назрела и семейная драма. Сын Малха именем Карталон как раз вернулся из Тира — отвозил десятую части сицилийской добычи отца в тирийский храм Мелькарта в полном соответствии с древней традицией: нельзя пренебрегать благоволением высших сил. Если верить Юстину, Карталон был жрецом и его беспрепятственно пропустили в город для совершения некоего священнодейства — отсюда, кстати, вытекает, что возраст Малха можно оценить как «зрелый», если не «пожилой»: у военачальника взрослый сын, облеченный жреческим достоинством.
Карталон, в пурпурной с золотом одежде, приходит в отцовский лагерь и от имени горожан просит пропустить в Карфаген обозы с продовольствием. Малх справедливо возмущается:
«...Как ты, нечестивейший человек, осмелился <…> появиться среди такого множества граждан, пораженных несчастьем? Как ты мог войти в лагерь убитых горем людей, одетых в траур, надев на себя символы спокойствия и счастья, словно пришел на какое-то торжество? Не мог бы найти других, перед кем бы почваниться? Не нашел более подходящего места, чем место отцовского позора, где горюет злосчастный изгнанник? <…> И вот — так как ты в отце своем видишь только изгнанника, я сам буду считать себя больше полководцем, чем отцом, [и сделаю тебя устрашающим]примером, чтобы никто впредь не посмел издеваться над горем и несчастьями своего отца».
Малх отдает приказ распять Карталона не снимая с него жреческих регалий и выставить столб-крест перед стенами города на всеобщее обозрение. Распятие — это вовсе не римское изобретение, такой вид казни использовался в Месопотамии и Палестине во времена, когда о Риме никто и слыхом не слыхивал. Существует предположение, что смерть Карталона была еще и жертвоприношением, поскольку жертвы Баал-Хаммону (или Сатурну в римской интерпретации), одному из центральных карфагенских божеств, облачались в одежды жрецов в качестве знака посвящения богу.