С точки зрения кошки

Лебедева Мария

От нечего делать я разглядываю висящие на стенах стенгазеты. Меня тоже пару раз просили помочь с плакатом. Могу ответственно заявить, что ни разу не отказывалась. Они сами, узнав, что именно я собираюсь изобразить, говорили: «Ладно… Не хочется тебя загружать, мы попросим кого-нибудь другого». У меня были отличные идеи, понятия не имею, что им не нравилось. Креативность в гимназии не приветствуется. Стандартный набор плакатов, неизменный с незапамятных времен: кленовые листья с колокольчиком и надписью «Первое сентября», улыбающиеся школьники, знаки дорожного движения… или вот ещё, жуткая картинка сейчас

на глаза попалась: гигантская пучеглазая сова куда-то уводит мальчика и девочку. Дети нарисованы ярко-жёлтым — то ли чтобы внушать больший страх, то ли художник просто поленился смешать в разных пропорциях красную, жёлтую, чёрную и белую краску, чтобы добиться телесного цвета. Сова коварно ухмыляется, жёлтые дети улыбаются ей в ответ, цепляясь за гигантские крылья. Мрак. Вы подумали, что это конкурс «Нарисуй чудовище» или выставка иллюстраций к дантовской «Божественной комедии»? Нет, плакат нарисован к юбилею гимназии. Сова — наш символ. (Хипстерам на радость). Все младшеклассники носят специальные совиные значки с надписью «Я горжусь, что учусь в гимназии № 3!», но классу к седьмому перестают (и носить, и гордиться). Хотя наша Комарова до сих пор носит.

Миновав плакат, я пошла дальше по этому бесконечному коридору. Ещё один плакат… стенгазета во Дню учителя, к прошлому Новому году, к позапрошлому Восьмому марта… объявление о наборе в танцевальный кружок… какая-то картинка, распечатанная на принтере. Её с интересом разглядывают пятиклашки.

«Опять объявление», — подумала я и прошла мимо. Ничего интересного всё равно не объявят. Какая-нибудь очередная пьеса театрального кружка, или школьная олимпиада по физике, или спортивные соревнования из серии «Папа, мама, я — спортивная семья».

Через несколько метров снова висела картинка, распечатанная на принтере. Я не вижу, что изображено на ней, но общие очертания кажутся мне смутно знакомыми…

Две картинки — уже закономерность.

Подойдя поближе, я оторопела.

Это была не картинка, а фотка в рамочке из расходящихся лучами полос, вроде мема. Леськина фотография, та самая, с прифотошопленными крылышками, и надпись, большие чёрные буквы: «Думаешь, у тебя нет парня, потому что парни стесняются подойти? Нет, ты просто жирная».

Слово «жирная» было набрано жирным шрифтом и капсом. Вот так: «ЖИРНАЯ».

Я быстро сорвала листок и вернулась к толпе пятиклашек.

— Кыш, — прогнала я их, поспешно отскребая удерживающий фотографию скотч. Малышня бросилась врассыпную. Выбросить бы эти фотки поскорее, пока Леся не увидела. Кто вообще до такого додумался?! Подобная идея могла придти в голову разве что слабоумного или душевнобольного. Чей же слабый, воспалённый болезнью мозг породил её?.. Омлетный мозг…

— Ты их собираешь? — тихо поинтересовался кто-то. Повернув голову, заметила серьёзного пятиклассника с совиным значком на жилетке. Он почему-то не убежал вместе со всеми, и теперь внимательно наблюдал за тем, что я делаю.

— Вроде того.

Я задумалась. Сколько ещё таких листков? Где они расклеены? Увидела ли их Леська?!

— Хочешь, принесу тебе таких? — неожиданно предложил мальчик.

— Их ещё много?

— Полным-полно!

— Давай так, я собираю с верхних этажей, а ты — с нижних. Заплачу тебе за каждый, — пообещала

я парнишке.

Он вернулся к концу перемены, сжимая в руке целую стопку бумаги. От денег отказался. В конце концов, застенчиво попросил значок с моей сумки. Отдала ему значок и побежала в класс.

Поздно.

Первое, что я увидела — Леську, берущую в руки что-то формата А4.

— Отдай! — заорала я, отбирая у неё лист.

— Ты чего? — удивилась подруга. — Твой результат у тебя на парте.

А, это наш вчерашний тест по биологии. Я успокоенно выдохнула.

— Просто… Хотела узнать, как ты написала. О, пятёрка! Я горжусь тобой! Быть тебе биологом, — бодро говорю ей.

И тут в класс заходит Настенька Комарова.

— Олеся, почему все стены гимназии увешаны твоими фотками? — тоном учительницы младших классов осведомилась она.

Моё сердце провалилось куда-то в желудок — не в кабинете биологии будет сказано.

— Лесь, пойдём погуляем! Я расскажу тебе очень увлекательную историю! — завопила я, надеясь на то, что из-за шума в классе она не расслышала комаровских слов.

— Погоди немного, мне что-то Настя говорит. Что, Насть?

— Вот, это висело на стене, — сказала Комарова.

С этими словами она продемонстрировала Леськину фотку.

Чуть заметно шевеля губами, Леся прочитала надпись — и застыла на месте. Затем молча покидала в сумку вещи и вышла из класса.

Я рванулась за ней, но дорогу мне преградила откуда-то появившаяся учительница биологии:

— Антонова, Вы куда-то спешите? — осведомилась она, приподняв бровь.

— Елена Владимировна, мне очень нужно выйти, очень.

— Для этого была перемена.

— Но…

— Займите своё место. Впрочем, нет, идите к доске.

Всё равно Леську уже не догнать. Проходя мимо первой парты среднего ряда, я «случайно» задела учебником Настеньку.

— Ты чего? — удивилась та.

— Твой мозг уже до меня кто-то съел! Или он сам атрофировался. Соображаешь, что натворила?!

— А что такого? — хлопала глазами староста. — Не я же их расклеила!

В разговор вмешалась Елена Владимировна:

— Антонова, Вы умеете удивлять. Не успела я задать вопрос, а Вы уже узнаёте ответ у Комаровой!

Я не помню, как отвечала у доски — говорила автоматически, не задумываясь и не расцвечивая сказанное историями из жизни. Елена Владимировна осталась мной довольна. Конечно, ведь обучать роботов куда проще.

На перемене попробовала дозвониться Леське, но та выключила телефон. Зашла с мобильного в аську, глянула vkontakte — нигде её не было. Позвонила на домашний, но наткнулась на автоответчик:

«— Привет, вы позвонили мне, маме, папе или Кирюхе (но это вряд ли!).

— Почему это „вряд ли“? Мам, Леська наглеет!

— Олеся, не обижай брата!

— О-о-ох. В общем, оставьте своё сообщение после того, как услышите „пи-и-и-и-ип“!»

Не дождавшись обещанного «пи-и-и-и-ип», я повесила трубку. Раз уж Леська намеренно отрезала себя от мира, пожалуй, лучше пока её не беспокоить. Разумеется, то, что произошло, очень обидно, но вряд ли она всерьёз из-за этого расстроится. Лесе всё равно, что о ней думают остальные. По крайней мере, она всегда так говорила. Соображая, что делать дальше, я измеряла шагами класс.