С вождями и без них

Шахназаров Георгий Хосроевич

А вообще Михаил Сергеевич не раз удивлялся своей судьбе - вознесению на вершину могущества и выпавшим затем на его долю испытаниям. Со смехом читал статьи, в которых говорилось о заключенной в нем "магической силе", проницательности взгляда, мощном биополе и т. д.

– Вот уж, ей-богу, никогда не замечал в себе таких способностей.

Хладнокровен. За пять лет тесного, почти каждодневного общения ни разу не видел его вышедшим из себя или окончательно потерянным. В самые драматические моменты сохраняет присутствие духа. Это идет от оптимистического мировосприятия, неистребимой веры в то, что в конечном счете, как говорил классик, "все образуется".

Честолюбив, как всякий крупный политический деятель. Честолюбие у него не дешевого пошиба, не направлено на собирание наград, орденов, званий - все

эти символы его мало тешат, а преломляется в стремление совершить нечто значительное на благо своей стране и миру. Приемля достаточно спокойно хвалу и клевету, небезразличен к отзывам о себе людей выдающихся, к которым сам относится с почтением.

Властолюбив в меру. Те, кто корит его за этот порок, забывают, что в нашем случае, одном из редчайших в мировой истории, человек, обладавший по существу неограниченной властью, добровольно, по собственной инициативе поставил ее под контроль парламента, открыл шлюзы для критики и смирился перед волей им же созданных демократических институтов. Конечно, занимая с молодых лет секретарские должности и быстро продвигаясь по ступеням партийной иерархии, он привык повелевать и не очень-то любит противодействия. Но когда все-таки с ним сталкивается - не прибегает к дубинке. Дважды, трижды будет доказывать свою правоту, а уж потом скажет: "Вижу, мне вас не убедить, делайте, как сказал".

Сочетание терпимости к чужому мнению с упрямством завзятого спорщика, редко сомневающегося в своей правоте, - вот, пожалуй, самая характерная его черта. Оттого-то ему пришлись по душе процитированные И. Гельманом строки Пастернака о "власти над умами". Михаил Сергеевич часто повторял, что признает стоящей, настоящей только такую власть. В этом - в стремлении не подчинять силой, не гнуть "в подкову", а покорять логикой, аргументами, обаянием - его тщеславие. Отсюда и странная для многих манера поведения: уйдет кто-нибудь из окружения, хлопнув дверью и заявив о своем несогласии с его политикой, Горбачев не считает его за изменника, не мстит и не поворачивается навсегда к нему спиной, как поступают девять из десяти людей в таких обстоятельствах. Напротив, всячески старается вернуть отступника. Есть в этом и доля политического расчета, но, думаю, главное - успокоить свое задетое самолюбие. Пошла даже шутка: хочешь быть в фаворе у президента - сделай предостережение и гордо удались.

Не скуп и не жаден. Все немалые свои гонорары, валютные и рублевые, отдавал детским больницам на приобретение медицинской аппаратуры и медикаментов, перечислял в партийную кассу. После отставки часть заработанных средств выделяет на финансирование работы своего Фонда. Возмущается всякий раз, когда недруги запускают в печать очередную байку о якобы купленных за миллионы домах и дворцах во Флориде, Финляндии, на Канарских островах, яхтах, бриллиантах для Раисы Максимовны.

Как всякий партийный работник, достигший высшей ступени карьеры - членства в Политбюро, привычен к комфорту. Работа, исполнение представительских функций, приемы в Кремле, житие во дворцах или первоклассных отелях во время зарубежных поездок, отдых на благоустроенных приморских дачах - вся эта "сладкая жизнь" даже самых по природе невзыскательных людей приучит ценить окружение дорогих вещей, красивую мебель, изысканную пищу. Привычка эта подвела и Горбачева. Пожалуй, единственный его промах: постройка дачи в Форосе, давшая повод обвинять его в склонности к роскоши и сыгравшая роковую роль в его судьбе.

Чужд семейственности, кумовства. Брежнев поставил в этом рекорд, устроив на высокие посты всю свою родню, а заодно преданных сослуживцев по Днепропетровской области, Молдавии, Казахстану. Хрущев был поаккуратней, но близких и земляков тоже "не обижал". Горбачев практически никого не притащил за собой из Ставрополья, в кадровых назначениях не ставил на первый план личную преданность, хотя это не помешало ему допустить ряд грубейших промахов.

Как-то я столкнулся в подъезде с немолодым статным мужчиной - роста выше среднего, глаза черные, живые, черты лица правильные, вроде бы даже знакомые. Он мне протягивает руку.

– Вы ведь Шахназаров?

– Да. А вы?

– Александр Сергеевич.

– А дальше?

– Что дальше?

– Фамилия?

– Ну, есть Михаил Сергеевич, а я Александр Сергеевич.

Тут до

меня дошло, что это брат шефа. Похож весьма. Дослужился до полковника, в генералы его президент не произвел, как не помогал делать карьеру зятю Анатолию и другим близким.

Расхожий упрек по адресу Горбачева: он подкаблучник, ничего не решает без жены, на ней вина за все и т. д. Удивляться особенно не приходится - таков уровень политической культуры. Только не следует относить это на счет старой России. В ней, при господстве в целом патриархальщины, не было неуважительного отношения и к женщинам-правительницам (напротив, в народном понимании Екатерина II чуть ли не рядом с Петром, а к Елизавете отношение самое благожелательное), и к супругам самодержцев. Оставляя в стороне конкретные претензии, связанные с личными свойствами и поведением императрицы, как они отражались в молве, это, употребляя теперешнее понятие, та же "первая леди", за которой признаются важные государственные функции (в первую очередь организация благотворительности, забота о детях).

Негативное отношение к женам правителей сформировалось у нас как часть сталинского мифа о вожде. Поскольку одно из требований революционной морали решительная борьба с семейственностью и кумовством, его семейные отношения должны служить образцом. В Риме говаривали: "Жена Цезаря должна быть выше подозрений", - у нас выше подозрений был сам "Цезарь". В глазах обывателя он "принадлежал" всему народу и не мог поэтому принадлежать одной женщине.

Если при Ленине Крупская и супруги других руководителей партии и государства обладали общественным статусом, находились "на виду", то Сталин сам никогда не появлялся на публике в сопровождении Аллилуевой и не позволял этого своим соратникам. В то время как пропаганда призывала женщин активно участвовать в общественной жизни, "кремлевским женам" полагалось "не высовываться". Само их существование было окружено тайной, пикантные подробности семейной жизни вождей становились предметом слухов и сплетен. Не случайно столь популярна книга Ларисы Васильевой, взявшейся описать эту сторону нашей истории, весьма важную для понимания подоплеки тех или иных событий.

При том что жены по-разному влияют на своих мужей, это в некотором роде закон природы, противиться ему бессмысленно. Здесь, как и повсюду, нужна мера, и Горбачев, насколько я могу судить, ее не переступал. Разумеется, он делился дома своими заботами и прислушивался к мнению жены - так поступают все государственные деятели, и, может быть, даже выиграл бы, если б чаще следовал ее советам. Раиса Максимовна достойно несла свою миссию, и первая наша президентская супружеская пара заложила традицию, которая, надеюсь, укоренится. А это немаловажно для расставания с "домостроем" и признания общественной роли женщин, в чем мы сильно преуспели на словах и серьезно отстали на деле.

В отношении к людям Горбачев ровен и доброжелателен. Не слышал, чтобы на кого-нибудь кричал. Иной раз, впав в раздражение, повысит голос, но тут же спохватится, улыбнется или махнет рукой, как бы предлагая забыть неприятный эпизод. С теми, в ком разочаровался как в работниках или кто подвел его, расстается без сантиментов, но и не питая злобы. Не мстителен: никого из своих противников со свету не свел, не посадил, не выслал, не лишил работы. Наглядный пример - эта книга. Прочитав ее, Михаил Сергеевич был раздосадован некоторыми оценками, в особенности не соглашался с тем, что у него две "ахиллесовых пяты" - организация и кадры. Но когда я попросил его написать несколько слов для немецкого издания, оценил ее как лучшую книгу о перестройке.

Как порой ни раздражал его Сахаров, в близком кругу отзывался о нем неизменно с уважением. Высоко ставит Солженицына, как писателя, хотя так я его и не уговорил послать Александру Исаевичу письмо с приглашением вернуться на родину. Сказалось "классовое чувство". Они земляки, только Солженицын сын крупного землевладельца, а Горбачев из крестьян.

Не было отказа всякий раз, когда речь заходила о том, чтобы восстановить справедливость, реабилитировать незаконно осужденного, помочь беженцам. С "ходу" подписал указ о возвращении гражданства Жоресу Александровичу Медведеву, велел выдать визу Юрию Петровичу Любимову до оформления его паспорта. Мелочи? Конечно, решались не судьбы человечества, но ведь она складывается из судеб отдельных людей.