С высоты птичьего полета
Шрифт:
– … А почему это включение не записано?… Вы держите его в голове? Очень хорошо… Нет, пока не запишем, дальше не пойдем… и результат здесь не тот… Вас поняли, но так дальше не пойдет… Нет, всё должно быть однозначно записано. Мы можем не принимать… Ну, ладно, запишем и действие и результат… мы понимаем, что вам всё понятно, но нужно четко записать.
Мешает и то, что нет Зиновьева, и дополнительным кроссвордом всё, что у них со Звиллингом в головах. Не хватает переводчиков, но главное – не хватает времени. За круглым столом идет обсуждение «ЭРЫ», торопимся, ведь главный специалист по «ЭРЕ» с французской стороны уезжает завтра, и мы должны не только всё взаимно
Звонит нам Вячеслав Волобуй, из тех, что рядом и сверху, и в стороне, человек-вол. Я все-таки – книжный человек и часто оглядываюсь на литературу. У Хемингуэя, помните: у волов «покойная жизнь. Они всегда молчат и трутся возле быков».
В каждом деле – свои волы. У нас есть тоже свои. В силу разных обстоятельств они или отошли от проекта, или не подошли к нему. Но они рядом, и всё зависит от их культуры – одни стали сторонними наблюдателями, другие превратились в активных критиков, полагая, что недостатки проекта подчеркнут их собственную необходимость.
Вячеслав напоминает мне следователя сталинских времен, любыми средствами добивающегося «момента истины». Времена переменились, но это не смущало его, и он смотрел, как прокурор, у которого до знакомства с делом заготовлен обвинительный приговор.
Итак, наш человек-вол звонит и требует, чтобы мы всё бросили и ехали тотчас в Институт медико-биологических проблем обсуждать общие вопросы. Не понять этому чиновнику, находящемуся, как правило, вблизи начальства и вдалеке от дел, что самое главное здесь, при аппаратуре; и если с ней не успеем, то все самые общие и высокие обсуждения будут ни к чему. И нет с человеком-волом у нас общего языка. Ему важней указания свыше, а нам, как говорится, семь бед – один ответ. Вот тут сегодня наш редут, но жаль, искренне жаль, что мы не находим общего языка.
Уехал Обри, остался Терион. На лабораторных столах эпицентр встречи – испытания управляющего блока «Серком» с аппаратурой «Эркос», «Церце», «Образцы». К сожалению, первый блин комом: электрическая заглушка, имитирующая выносной блок «Образцов», не работает. Специалисты из Франции берутся за её восстановление. Ах, сколько приборов сгорает при испытаниях впопыхах от этих экстренных действий.
Академик Сергей Павлович Королёв, в минуты ответственных испытаний, как правило, оказывавшийся в цехе, всегда требовал написать программу действий хотя бы на одном листке (ведь пишут – думают), а то опережающие голову руки нередко доводили до беды. Такие случаи бывали, но присутствующий Королёв готов и покарать и защитить. А здесь мы сами по себе, и вся ответственность на нас, и обстановка помех: скверно, когда тебе грозят.
Атланты двадцатого века – бюрократы по призванию. Талантами их создается нетленный образ, что на плечи их взвален груз деловой ответственности и безопасности страны. Они обычно отыскивают узкое место и начинают его пережимать. И всё, нет сил дышать; страдают, как правило, самые беззащитные – работники, руки которых заняты, и не отмахнуться, не отогнать.
Бюрократы в хорошем смысле очень нужны, но до тех пор, пока они заинтересованы не бороться, а помогать, и когда они не вверху, а внизу. Так велико ещё вязкое сопротивление среды.
Чем удивительны классики. Всё они предвидели. Все описали век назад. Вспомните Салтыкова-Щедрина. «…В это время около нас
– Ну-с, как-то вы с новым начальством служить будете? – спросил один.
– А что?
– Как „что”! да ведь, чай, новые порядки, новые взгляды… всё новое!
– А мне что за дело?
– Как же не дело! велит писать так, а не иначе… небось, не напишете?
– Напишу.
– Чай, тоже неприятно!
– Ничего тут неприятного нет, потому что совсем не в том дело.
– Да в чём же?
– А в том, во-первых, что я могу написать разно; могу написать убедительно и могу написать неубедительно… Во-вторых, неужто вы так наивны, что думаете, что эти дела обделываются между начальством? Нет, эти дела обделываем мы!
– Как так?
– Очень просто. Я напишу проект точь-в-точь такой, как приказывает начальство; от нас он идёт на заключение к г. X. Я тотчас еду к Семёну Иванычу, который к своему г. X. находится точь-в-точь в таких же отношениях, как я к своему, и говорю: „Семен Иваныч! к вам поступает наш проект, так уж, пожалуйста, вы его разберите!” – „Хорошо”, – отвечает мне Семён Иваныч, и действительно, через месяц проект возвращается к нам, разбитый в пух на всех пунктах».
И у нас так. Можно всё дело вдруг затормозить невинными распоряжениями. Можно потребовать вроде и нужное, но не в такт. Слава Богу, в ракетно-космической области работают больше умные люди, и скоро всё устанавливается на свои места. Но все-таки есть мешающее. Оно и в стоящих рядом, смотрящих со стороны. Они готовы советами, окриками, торможением попавших на их столы документов – пустить дела на новые круги.
Но есть у нас собственная палочка-выручалочка, Антивий. К нему не часто обращаешься, а только, если нет уже сил бороться и лезет нечисть из углов. Зову Антивия. Приходит он (или, как у Гоголя, приводят его. «Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли»). Поднимите мне веки, и нечисть врассыпную.
Похоже и у нас. Негативное накопилось. Нас вызывают на ковёр. Нет сил бороться. Потерян иммунитет. Иду к своему повседневному начальству: так, мол, и так…
– Когда совещание?
– Поутру. Завтра. В девять.
Тут же мой шеф (назовём его Антивием) звонит Триеру.
– Не могу ли сейчас к тебе зайти? Да, по поводу «ЭРЫ». Завтра не знаю. Могу сейчас. Хорошо.
В кабинете Триера – он и главный проектант по станции. Кто-то из них гонит на нас теперь девятый вал. Всё теперь и выплёскивается, и становится ясно, что просто гонят волну с пеною сверху. Дружно склонились друг к другу четыре головы. Легко разобраться в узком кругу. И вот давление спало. Воздух выпущен, и на утро ожидавшие цирка были разочарованы.
Короткая пауза
Под конец встречи французов «завёл» человек-вол. Он проявил удивительные способности вступать в противотык, чем и довел французов до белого каления. Уцепившись за маленький пунктик, сутью своей не безобидный, что решать нужно было бы с подходом и не спеша, он решил силовым приемом поставить точки над «i». Подключая к дебатам начальство, заручившись его телефонной поддержкой, он начал решительный штурм.
Французы сначала лишь улыбались, пожимали плечами, затем начали консультироваться рангом выше, подключили мадам Тулуз. Она, вся ещё находясь в кругу решаемых дел, сначала пыталась отмахнуться формально: «Мол, поезд уже ушел, подписан общий протокол…» Но не тут-то было. Человек-вол тут же устроил показательный телефонный разговор.