С ярмарки

Алейхем Шолом

Изгнанная с позором из дому и из кухни, другая собака на его месте наверняка ушла бы со двора – живите себе сто двадцать лет без меня! Но Серко был не таков. Зная даже, что ему грозит смерть, он не ушел бы. Здесь он родился, здесь и околеет. Тем более что у него были такие заступники, как хозяйские дети. Он снискал расположение в их глазах, хотя Фрума всячески и старалась его опозорить. Многие собаки позавидовали бы харчам и обращению с ним ребят. Они выносили ему в карманах все, что могли найти самого лучшего и самого вкусного в доме. Понятно, тайком, чтобы никто не видел и даже не заподозрил, потому что это могло плохо кончиться и для детей и для собаки. Серко точно

определял время завтрака, обеда и ужина и высматривал, когда ему вынесут лакомый кусочек. Он даже знал, что у кого в кармане, и тыкался туда мордой. Умная собака!

А фокусы, которым его научили ребята! Например, ему клали на кончик носа кость или кусок хлеба и говорили: «Не рушь!» (понятно, с собакой не говорят по-еврейски) – и Серко был готов терпеливо ждать сколько угодно, пока не услышит долгожданное: «Гам!» Тогда он подпрыгивал – и готово!

В долгие зимние вечера, когда ребята были в хедере, Серко никак не мог дождаться своих приятелей. Постоянно часов в девять вечера он появлялся под окном хедера, скреб лапами по промерзшей стене в знак того, что надо закрывать книги и идти домой ужинать. Учителю Серко служил чем-то вроде часов. «Ваша собака, – говорил он, – не иначе как оборотень», – и отпускал ребят, которые, взяв свои фонарики из промасленной бумаги, шли домой, весело распевая залихватские «солдатские» песни:

Раз, два, три, четыре,Пойдем, пойдем на квартиры.Ахтыр-быхтыр колышка,Восемь денег, рябочка…

Или:

Пора, пора!Пора выбиратьсяИ со всеми господамиРаспрощаться – пора!

Серко бежал впереди и от избытка чувств прыгал, катался по снегу. И все это в надежде на хлебные корки и обглоданные кости, которые достанутся ему после ужина. Мудрец-собака!

Сколько раз случалось, на сердде у героя грустно, тоскливо – дома дали взбучку, в хедере еще добавили. Шолом забирался в глубь сада, а с ним и Серко. Там за плетнем, на куче мусора, он садился со своим верным другом, который тянулся к нему мордой, заглядывал заискивающе в глаза, как провинившийся человек. «Чего он смотрит? – размышлял Шолом. – О чем думает в эту минуту? Понимает ли все, как человек? Имеет ли он душу, подобно человеку?» И ему приходили на ум слова учителя: «Собака эта – оборотень». А царь Соломон в Екклесиасте сказал: «Нет различия между человеком и животным». «Но если нет различия, почему же Серко – собака, а я – человек?» – думал Шолом, глядя с состраданием и в то же время с уважением на собаку. А собака глядела на него, как равная… Собака – друг! Дорогой, преданный друг Серко!

11. Трагедия Серко

Гнусный поклеп. – Страдания невинней собаки. – Горькие слезы.

Как я уже говорил, Серко был умный пес, хорошо понимавший, кто его больше всех любит, и поэтому не удивительно, что он привязался к автору этой книги больше, чем к другим ребятам. Серко безмолвно заключил с ним дружеский союз и любил его самоотверженно, был готов пожертвовать собой для своего друга и господина. Бессловесная тварь – он

не имел возможности высказать свои чувства, передать их словами и выражал свою преданность по-собачьи, прыгая, визжа и кувыркаясь по земле на свой собачий манер. Достаточно было одного слова, стоило его другу и господину приказать: «На место!» – и Серко, послушно удалившись, ложился смирно, как котенок, и только одним глазком следил за тем, что делает его господин.

Между «господином» и «рабом» была нежная любовь, и «господин» никак не мог себе представить, что с ним будет, если Серко вдруг не станет. Как это не станет? Возможно ли? Серко ведь не человек, который может навсегда уехать, даже не попрощавшись. Сколько раз крестьяне пытались заманить Серко к себе в деревню – разве он не прибегал наутро, запыхавшийся, с высунутым языком, не катался по земле, не кидался на шею своему господину, визжа и лобызая его лицо! Можно было поклясться, что слезы стоят у него в глазах!

И все же… и все же настал день, мрачный, тяжелый день, когда добрый, верный Серко ушел, ушел навсегда, навеки и так неожиданно, так нелепо, так трагично.

Случилась эта печальная история летом, в месяц тамуз. Было невероятно жаркое лето, без дождей, люди изнывали от зноя. А ведь известно, что в сильную жару собаки опасны – они бесятся.

По местечку пошел слух, что взбесилась какая-то собака и искусала нескольких собак, каких – неизвестно. Жителей охватил ужас, и они стали принимать меры, чтобы предохранить малых детей, – а вдруг кого-нибудь из них, упаси бог, искусает бешеная собака.

Меры эти заключались в том, что детей отводили к старому знахарю Трофиму, у которого были острые ногти. Своими ногтями он «вытаскивал синих собачек» из-под языка у детей и делал это так искусно, что дети ничего не чувствовали. Операция, конечно, не столь опасная, но особого удовольствия это не доставляет, когда лезут к вам в рот и ногтями ищут «синих собачек» под языком.

Потом принялись за городских собак. Привезли бог знает откуда двух собачников, вооруженных толстыми веревками и железными крючьями. И они принялись за работу. В один день эти палачи уничтожили около двух десятков собак. Они на глаз определяли, какая собака бешеная и какая здоровая. Кто мог ожидать, что жребий падет и на доброго, умного, смирного Серко.

Можно предполагать, что собачники получали от города плату с каждой пойманной собаки. А если так, то вполне вероятно, что среди убитых было немало невинных жертв, н Серко был одной из первых.

Об этом несчастье дети узнали, возвратившись из хедера домой уже после того, как оно свершилось. Они устроили в доме настоящий бунт: «Серко? Как можно было это допустить?»

Бунтовщиков, понятно, быстро утихомирили. «Как это школьники смеют думать о собаках!» Их угостили хорошими оплеухами, вдобавок пожаловались учителю и попросили, чтобы он не пожалел розог на закуску. И учитель оказал им эту любезность – не пожалел розог. Ох, каких розог!

Но все это пустяки в сравнении с гибелью бедняги Серко, пострадавшего ни за что ни про что.

Больше всех убивался любимец Серко – автор этих строк. Несколько дней подряд он ничего не ел, несколько ночей не спал, ворочался с боку на бок, вздыхал и стонал в тишине. Он не мог простить злым, скверным людям, у которых нет ни малейшей жалости, ни капли сострадания к живому существу – никакой справедливости. И он долго, долго думал о разнице между собакой и человеком, над тем, почему собака так предана человеку, а человек казнит ее. И снова вспоминался ему Серко, его умные добрые глаза, и Шолом припадал лицом к подушке и орошал ее горькими слезами.