С. Михалков. Самый главный великан
Шрифт:
С тех пор мы работали вместе – ив последние советские времена, и когда началось невероятное брожение в издательском мире (издательства открывались пачками, за издательское дело не брался только ленивый, потому и выпускали мусорную продукцию, а мы, тем временем, почти опустили руки: нам, казалось, профессионалы уже никому не нужны). Сергей Владимирович звонил и поддерживал нас, даже когда казалось, уже все развалилось…
2000 год. Рада, что мы с Галиной Сергеевной вдохновили Михалкова написать «что-нибудь»… Нам было все равно, что. Михалков не мог написать чепуху. Он быстро откликнулся и в следующий раз привез в издательство листок, исписанный с двух сторон. На одной стороне –
Однажды Сергей Владимирович попросил меня прочитать книгу его воспоминаний:
– Почитай, скажешь, что мне дописать.
Работа не из легких. Пришлось влезать в литературные журналы, энциклопедии, сидеть в библиотеках. Когда я сделала, что смогла, Сергей Владимирович с благодарностью забрал книгу, распухшую от вклеек, подписей и надписей.
Прошло время. Я несколько раз спрашивала, удалось ли поработать над редактурой. Сергей Владимирович каждый раз говорил, что теперь ему тяжело иметь дело с прозой.
– Лл-лучше я тебе сс-стих-хи напишу.
Когда русские люди были еще редкими гостями в Тунисе, мы с мужем часто выезжали туда: он по делам, я – открывала новое туристическое направление для россиян. И так получалось, что каждый раз, когда я возвращалась оттуда, немедленно появлялся Сергей Владимирович. Увидев меня, румяную и посвежевшую, он долго расспрашивал про эту малоизведанную страну, до которой всего-то три с половиной часа лету и после которой люди так хорошо выглядят [57] . Вот что из этого вышло…
57
Кстати, в Тунис С.В. Михалков пару раз съездил.
– Нн-на, возьми, когда помру, продашь на СОТБИС, – сказал однажды Михалков, с улыбкой протягивая разорванный конверт.
Мурашки побежали: на конверте был черновик двух его последних стихотворений «Стихия» и «Деревья» с посвящением Ольге Муравьевой.
В стихотворении «Стихия» речь шла об урагане, разыгравшемся в одной южной стране… Вероятно, память так запечатлела мои рассказы о Тунисе в голове у поэта. Или я со своим активным характером ассоциировалась у него со стихией?..
Стихотворения «Стихия» и «Деревья» были опубликованы в большом сборнике его произведений, которое издательство выпустило к 90-летию Сергея Владимировича Михалкова в 2003 году [58] . Из ложной скромности мы не поместили посвящение. Надеюсь, теперь исправимся, чтобы автор не обиделся.
Однажды Сергей Михалков неожиданно заговорил со мной о Боге. Впервые за двадцать с лишним лет знакомства. Ему было девяносто пять, без трех месяцев. Но это очень личное. Пусть это останется между нами: писателем и редактором…
58
С.В. Михалков. Дядя Степа. М.: Астрель, Планета детства, 2003.
Леонид Каюков [59]
Где-то в конце 60-х я работал в группе В.М. Котеночкина [60]
Нашу группу пригласили на просмотр.
Директор студии Михаил Михайлович Вальков и Сергей Владимирович Михалков вошли в просмотровый зал и сели на последний ряд. Сеанс начался. На экране – американская статуя свободы. Из глаз статуи появляются полицаи с дубинками, кажется, что статуя плачет, затем на статую одевается куклуксклановский балахон и т. д.
59
Каюков Леонид Леонтьевич (р. 1938) – режиссер, сценарист, художник-постановщик, аниматор.
60
Котеночкин Вячеслав Михайлович (1927–2000) – режиссер, художник-аниматор.
Сюжет закончен, зажигается свет.
Сергей Владимирович говорит редактору Раечке Фричинской:
– Нужен текст. – И тут же выдает: – Американская свобода меняет облик год от года!
Следующий фильм «Пророки и уроки». После просмотра фильма в зале тишина.
Михаил Михайлович Вальков, обращаясь к Сергею Владимировичу, спрашивает:
– Ну как?.. А что не так???
Сергей Владимирович, подняв глаза вверх, говорит:
– М-м-мне для съемки нужна девушка… лет пятнадцати, блондинка, красавица, грудь ВВООО!!! Приводят девушку пятнадцати лет. Блондинка, красавица, грудь BOO!!! Н..НО – не ТО!
Все засмеялись.
B. М. Котеночкин встает и говорит:
– Сергей Владимирович, я понял, где НЕ ТО! Спасибо! За неделю исправим.
C. В. Михалков, прощаясь, пожимает Котеночкину руку и приглашает:
– Жду вас через неделю на «Мосфильме» в редакции «Фитиля».
С детских лет мы помним стихи, сказки и басни этого великого, мудрого человека.
Дмитрий Жуков [61] Каков, а!
В семидесятые годы прошлого века я был еще молод. Пятьдесят лет, как мне кажется теперь, – далеко не преклонный возраст. Сил хватало засиживаться за письменным столом почти до утра. А в восемь меня разбудили и позвали к телефону. «Это что еще за жаворонок?» – думал я, бредя к трубке. Из нее послышался высоковатый голос с запинкой:
61
Жуков Дмитрий Анатольевич (р. 1927) – писатель, литературовед, переводчик.
– …Ээт-то Михалков.
– Привет, Никита, – сказал я.
– Ээт-то Сергей Владимирович.
Сон с меня как ветром сдуло. С Никитой мы живали бок о бок в Коктебеле. Играли в теннис. Я даже выиграл у него в турнире один гейм, а во всех остальных он разделал меня под орех. Молодой, сильный, с детства играл, бегал каждое утро вдоль моря по десять километров.
А с Сергеем Владимировичем я знаком не был. Он витал где-то высоко, на начальственных должностях. Зато стихи его крепко сидели в голове с довоенного детства, а потом и басенные строчки. А тут – звонок…
И стал он нахваливать книгу, которую я написал. Какую же книгу, думаю. У меня уже несколько солидных вышло. А он говорит, что прочел «Корни». Если кто помнит, тогда при «Огоньке» издавались такие тощие книжонки с портретами авторов на бумажных обложках. Обычно они содержали несколько рассказов или очерков, печатавшихся в журнале. К вящей славе авторов, они лежали во всех киосках «Союзпечати», и всяк их видел. А может, и читал короткую аннотацию о том или ином авторе.
Такой и была моя книжица «Корни» – о подвижниках, боровшихся за сохранность русской культуры. Суть ее укладывается в три фразы: