С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
Шрифт:
– А номер «жигуленка» в поле вашего зрения случайно не вошел?
– Скорблю, но нет. Дым как раз в глаза попал. Силуэт машины я, конечно, разглядел. Но не в деталях. А когда слезу протер, он уже далеко был.
– Вот вы говорите, «который в «жигулях». Вы разглядели - там, в салоне только водитель был или еще кто-то?
– Не уверен, не скажу. Я так, условно единственное число употребляю. Не в отношении людей, а в отношении машины.
– Вы какую-то фамилию упомянули. Знакомый ваш? Говорите, никаких деталей не разглядели? Странная вас
– Окстись, служба! Ой, извиняюсь! Скорблю… Если вы насчет Талалихина, так это ж летчик, Герой Союза, который в сорок первом немцев таранил.
– А, герой… так это вы вроде как сравнение употребили?
– Точно! Во-первых, потому, что там таран - и тут таран. А во-вторых, потому, что тот, который в джипе сидел, еще хуже немца.
– Гражданин, давайте не будем отвлекаться не по делу. Встаньте еще раз вот сюда и покажите нашему оператору рукой направление движения «жигулей» с того момента, когда они попали в ваше поле зрения. И без примеров из истории, пожалуйста. Молча: встал, показал… все! Встал там, где стоял! Теперь показывай, куда джип двигался, только молча. А теперь - откуда «жигуль» вынырнул… молча, я сказал! Встал, показал!…
– Ты еще прикажи: упал, отжался.
– Разговорчики в строю!
(конец расшифровки).
Известие об автокатастрофе под Семейкой Федорин воспринял философски. То есть - с определенным отстранением.
Первая реакция была естественной: слава Богу, что не я.
Последующая тоже соответствовала норме: доездились!
Затем посетило легкое раскаяние: все-таки покойник не чужой человек, учились вместе. Правда, давно, еще в школе. А после от него никаких попыток сближения. Правда, Теще квартиранта рекомендовал. И на том спасибо.
Дальнейшие упражнения ассоциативного мышления грубо прекратил шеф. Он даже не вошел, а влетел в редакцию. Как всегда - без «здравствуйте» или хотя бы «привет». И заорал с порога:
– Федорин, что у тебя с этими твоими… дикими кобылицами?
– Пока без изменений. Теща залегла в своем Новозадвинске на дно и носа не кажет. Боится, что привлекут за ложные показания. А жена все еще лечится и параллельно нашла себе занятие: записалась на курсы предсказательниц. Вечерние…
– Везет же некоторым! Но я тебя не про родню, а про отдел спрашиваю.
– А, про этих… Тоньку с Надькой? То есть, Надежду с Антониной. Одна в санатории инфаркт долечивает, а у второй скоро гипс снимут. Нога вроде нормально срослась.
– Вот и хорошо. Готовь их морально, что им обеим предстоит продолжить курс лечения, но уже за свой счет. Такие вот коврижки.
– Не понял, шеф, это что - сокращение штатов? Или «на фиг с бала» безо всяких церемоний? Без компенсаций и вышибального пособия. За что?
– Во-первых, пока что не с бала, а в отпуск. Но безоплатный.
– Не понял…
– А что тут понимать, Федорин? Спонсор, литературно выражаясь, гигнулся. А по-простому - звезданулся. Что, опять не понял?
– Ага.
– Чего ты не понял, Федорин? Есть ли у нас вообще спонсоры или мы с паперти кормимся?
– Вроде того.
– Олух царя небесного, Чернышевский недоделанный, да если бы мы жили только на подписку, то не хватало бы даже на презервативы, чтобы не плодить себе подобных. Дошло? Ты на календарь в последний раз в каком классе смотрел? Небось, не позже пятого.
– Да нет, я просто думал, что у нас - как у всех. Реклама там всякая, поздравления платные.
Шеф от возмущения даже перешел с крика на сип:
– Поздравления? «Дорогого прадедушку, дедушку, отца и супруга все его правнуки, внуки, дети и жена поздравляют с 90-летием и ждут - не дождутся, когда же ты, наконец, сдохнешь и твои дача с квартирой, наконец-то нам достанутся, а то ты, старый козел, и так уже половину наследничков пережил!». Думаешь, мы с этого дерьма хоть что-то имеем, кроме скандалов с налоговой? Нет, Федорин, ты точно чокнутый. И не тем кирпичом, а гораздо раньше. Может, еще в мамкиной утробе.
– Ладно, шеф, убедил. Я чокнутый. Дальше что?
– Дальше - извини. Но ты, Федорин, даже бетонный столб из себя выведешь. Еще дальше - наш неизвестный читателям, но лично дорогой нам спонсор, отец и благодетель надысь отошел в мир иной. И не по своей воле! И жутким образом! Сперва разбился, затем загорелся и, наконец, взорвался. Уразумел?
Тут уже Федорина перемкнуло, да так, что он только стоял и хлопал белесыми ресницами, как старорежимная барышня, которая впервые воочию увидела то, о чем до сих пор только читала на заборах.
Шеф успокоился окончательно и даже перешел с сипа на привычный командный голос:
– Федорин, ты все правильно понял, кто именно у нас разбился, загорелся, взорвался и чья личность в траурной рамке украсит завтра первую страницу возможно последнего нормального номера нашей газеты. Да, он нас кормил, поил и даже баловал. В меру. А теперь и в самом деле - хоть на паперть. Но там много не дадут. Конкуренция.
– Шеф, но мы же на него наезжали, то есть, критиковали. Я уже не говорю об истории с его визиткой в «промзоне». Тут же с нашей стороны был, как ни поверни, форменный шантаж.
– Ну, шантаж! Но интеллигентный и исключительно для пользы дела. Я ведь что ему на самом деле сказал: «Матюганские известия» не только не собираются эти «жареные факты» публиковать, но и если конкуренты вякнут, сразу же опровержением их, опровержением - в грызло! Главное, чтобы с вашей стороны было понимание наших нужд насущных.
– И как - понял?
– Он сказал, что тут и понимать нечего. Не фиг, мол, огород городить… касательно принципиальности. Нарисуй, сколько тебе надо, а мы обсудим.