С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
Шрифт:
– Сочувствую, но ничем помочь не могу. Я в шестнадцать-ноль-ноль обычно не к двоюродной бабушке на блины с икрой катаюсь, а сижу перед радиоточкой и у коллег информацию скачиваю. Для переосмысливания.
– Ладно, обтекаем. А твой «голос» часом, не подсказал номерной знак этого Робин Гуда на колесах?
– Которого?
– Который «жигули».
– Не «жигули», а «москвич».
– Какой «москвич»! Сенатского неизвестный на «жигулях» подрезал. У нас свидетель есть. Лично видел.
– Свидетелю, может быть, «жигули» привиделись. А я слышал
– Ты слышал, а он видел. А лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И потом - твой бред я к делу не подошью, а его показания уже в Москве!
– Горохов, ты историка нашего школьного, Льва Францевича, помнишь?
– Само собой.
– А его любимую фразу: «Никто так не врет, как очевидец»?
– Что ты хочешь сказать? Что свидетель «москвич» с «жигулями» перепутал?
– Все могло быть. И пока вы по всей области краденные «жигули» искали, какой-нибудь несчастный ветеран ходил за вами и ныл: «А когда да когда вы мой «москвичок» найдете?». А вы от него отмахивались: отойди, мол, дед, не до тебя сейчас, у нас дело государственной важности.
Следователь Горохов, вопреки обыкновению, оппонировать Федорину не стал. Вместо этого перелистал толстенную папку, лежащую перед ним на столе, нашел нужный документ и стал внимательно его перечитывать. Потом захлопнул «дело» и хмыкнул:
– Что с них возьмешь, с козлов придорожных. Протокол - и то по-людски составить не могут: «Свидетельским показанием установлено…». А кто этот свидетель, как его зовут, сколько ему лет, как у него насчет непредсказуемых видений и внутреннего голоса…
– Зачем тебе его день рождения? Открытку послать? Поинтересовался бы лучше, когда ваш очень-видец в последний раз у окулиста был. Может, он из тех, кто на охоте с трех метров в слона не попадает. Зовут-то его как? Вдруг знакомый.
– Я ж тебе говорю - автоинспекция нам в уголовку даже этого не сообщила. На словах только сказали… сейчас… дай вспомнить… фамилия у него какая-то… мокрая, скользкая.
– Рыбкин? Или может - Водяной? О! Попандопуло!
– Почему Попандопуло?
– Потому, что артист Водяной.
– Да иди ты… сейчас… сейчас вспомню.
Горохов уставился в потолок и начал бормотать: Карпов, Уткин, Гусев, Раков, Щукин, Лебедев, Крылов… тьху, пропасть! Это Федорина так развеселило, что он, притопывая, запел:
– Я водяной, я водяной, никто не водится со мной…па-ра-ра-рам… мои подружки - пиявки да лягушки… тьфу, какая гадость!
– Вот!
– завопил Горохов, - Лягушкин! Ой, нет, не Лягушкин… Жабин! Жабин он и есть!
И, хлопнув ладонью по столу, он расхохотался:
– Мы с тобой, Федорин, два адийота. Что стоит снять трубку и позвонить в автоинспекцию? А мы тут игру в синонимы затеяли!… Кстати, я бы на месте этого Жабина еще в шестнадцать лет фамилию бы сменил. Ну, в крайнем случае - взял бы супругину. Козлов там или Барабашкин. Я себе представляю, как его самого и его детишек в школе достают.
– Потому и не поменял фамилию, что Жабин. По жизни.
– Логично.
– Ты знаешь, Горохов, где-то я эту фамилию уже слышал.
– Вспомнишь - скажешь. Надеюсь, не «голоса» твои тебе ее подсказали.
– Да нет, где-то поближе.
– Ты не обижайся, я твою версию относительно «москвича» обязательно пробью. Вот те крест! Что-то и мне не нравятся свидетели, которые больно складно все рассказывают.
Песня близится к заключению. Под стражу…
Черновая расшифровка протокола допроса свидетеля.
– Так, фамилию-имя-отчество ваши я записал, теперь, пожалуйста, год рождения, адрес.
– Не понимаю, зачем этот церемониал? Я вас попрошу… Перед вами лежит мой паспорт, переписывайте из него все, что вашей душе угодно.
– А я попрошу вас успокоиться. Такой порядок. В соответствии с процессуальным кодексом Российской Федерации по окончании допроса свидетель обязан от руки написать внизу каждой страницы следующий текст: «С моих слов записано верно». И расписаться. Чувствуете разницу? «Записано с моих слов», а не «переписано из моего паспорта».
– Формалисты!
– Правильно. Но как по мне - это лучше, чем разгильдяи. Опять-таки, в соответствии с процессуальными нормами, наш с вами разговор записывается на служебный диктофон. При желании вы сможете ознакомиться с расшифровкой записи.
– А что - протокола уже мало?
– Разное бывает. Особенно во время суда. То вдруг начинают жаловаться, мол, следователь давил или записал не так, или свидетель недоглядел, когда протокол подписывал. Тогда предъявляют расшифровку записи, а при необходимости и саму запись. Но я надеюсь, у нас до этого не дойдет.
– Взаимно.
– Хорошо. Ваш год рождения я переписал, если вы с ним не согласны, внесете потом отдельные исправления и распишетесь. Относительно места проживания, надеюсь, у вас возражений нет?
– Нет! Улица командарма Миронова дом 2-а. Квартира 11.
– Погодите-погодите… минуточку… точно! Вы живете по соседству с погибшим…
– Совершенно верно. С моим погибшим начальником.
– Сенатским?
– Да. Что тут удивительного? Город у нас маленький.
– А таких домов, как ваш, вообще один.
– Это что - имеет отношение к делу?
– Извините. Продолжим. Место работы, должность?
– Офис-менеджер общественной приемной помощника члена Совета Федераций России господина Тошмана Вениамина Елисеевича по Матюганскому избирательному округу. Теперь уже покойного помощника…
– Искренне сочувствую.
– Что вас еще интересует кроме факта моей, так сказать, соседской близости с погибшим начальником?
– Вы отвечали за прием посетителей?
– Да. У нас вообще людей раз-два - и обчелся. Вениамин Елисеевич казенных денег на ветер не швыряет.