S.T. (авантюрный роман). Собачья жизнь. Рассказы. Заметки на полях бытия

Марчук Сергей Анатольевич

+ + +

Только для человека важны в жизни совершенно абстрактные казалось бы вещи... Причём до такой степени, что он совершенно спокойно может отдать за них свою жизнь. Это его меняющиеся по сто раз на дню убеждения и вера, любовь к конкретному человеку и непонятным гектарам земли, называемым Родиной, усталость от этой жизни и ностальгия по нескольким квадратным метрам непонятно-убогого жилья. Для него важна пища пока он голоден, но он вечно жаждет любви, его раздражает одна и та же погода, хотя он вечно стонет от чего-то непостоянства, его раздражает чья-то глупость, хотя он сам совершает один идиотский поступок за другим, он живёт не зная за чем, ищет всю жизнь сам не зная что и почему-то совершенно уверен в своём бессмертии, хотя видит смерть ежечасно. Наверное, Бог создал человека себе в качестве личного юродивого, чтобы не было так скучно в бесконечно однообразной вечности...

+ + +

А ночь случился дождь... Он как-то суетливо стучал по крышам сонным домов, торопливо перебирая каплями по подоконникам ,словно пианист, опаздывающий на концерт в другом месте. Зябкая темнота вспотевших окон сторожила рождающийся в недрах ночи рассвет, угрюма шепча, что

только идиот может страдать бессонницей в лучшее время для сна. Мысли тоже где-то уютно спали и явно не в голове, появляясь одиноким трамваем среди полуночи, который сам не знает с какого перепуга он оказался здесь и что ему надо в этом месте в такой поздний час. Распластанное на кровати тело раздумывая периодически входит в контакт с разумом, явно предпочитая сладкое забытьё периоду окончательной трезвости и бесповоротного выпадения в этот зябко влажный мир. Кто сказал, что нельзя просто лежать в волнах уютно свернувшейся простыни и не думать ни о чём, просто слушать бесконечный шум дождя за окном, монотонно бубнящем только ему понятную мантру, что жизнь не может состоять только из ощущений и бывают периоды, когда клёва совсем нет и поймать хоть какую-то приличную мысль совсем невозможно, да и не нужно, не нужно вовсе, когда всё вокруг заполняет только одно - этот бесконечно бубнящий дождь, непонятно как берущийся и капающий с неба, непонятное повседневное чудо, к которому, как и к жизни, быстро привыкаешь и перестаёшь замечать за ненадобностью. И только иногда ночью, на перепутье нового утра и сна ты можешь позволить себе лежать с закрытыми глазами и слушать этот дождь, ведь загадки не перестают быть сами собою, даже если мы их порою совсем не замечаем...

+ + +

Всех православных, сочувствующих и просто людей с Благовещеньем!

Любим мы добрые вести, искренне любим и только добрые. В древние века и в не очень древние (в средние), почтальоны с недобрыми вестями рисковали остаться без головы (все помнят библейскую историю о убийстве гонца по приказу царя Давида (отца Соломона) за весть о смерти Саула). Наверное поэтому живого почтальона на почте России увидеть почти невозможно... ))

Увидеть Благовестников ангелов, подобно Марии тоже невозможно, но сколько вокруг нас людей, само присутствие которых рядом с нами воистину благая весть, знамение того, что что-то необычайно хорошее всегда рядом с нами, оно есть, объективно существует и радует нас. Дорогие наши Благовестники, подарки нашей судьбы, невидимые знаки присутствия и участия Высших сил в нашей судьбе! Будьте здоровы и счастливы, случайтесь как можно чаще рядом с нами и среди нас, Вы наши духовные костыли, наше упование на лучшее, опора и надежда, любовь и якорь, без Вас этот мир стал бы серым и убогим, ВЫ самое главное наше достояние, самое лучшее, что у нас есть!..

Всех нас с большим праздником , С БЛАГОВЕЩЕНЬЕМ!

+ + +

Наверное, только в больницах остались ещё бумажные носители. Народ покупает с утра газеты и журналы в киоске внизу. Слова »Я за прессой» не звучат дико и странно, актуален срок годности печатного издания и наличие кроссворда, а сам подзабытый процесс выбора и покупки даже доставляет удовольствие. Всё как обычно, три кита - Украина, Путин, погода. Словно и нет в мире ничего более интересного, будто за окном не потягивается просыпаясь весна, на хмурых, отёкших за зиму лицах, пробиваются зубастые улыбки, а мы, словно спохватившись, не начинаем обнаруживать у соседей по бытию вторичные половые признаки. Меня интригует это словосочетание - бумажные носители. Что они носят - кучки чёрно-белых букв и знаков, или наши мысли - от глупых и бестолковых, до самых важных ценою в жизнь? Или они немые счётчики ускользающего непонятно куда времени, указатели эпохи, её настроения, этакая ЭКГ, монотно-нудная, периодически вздымающаяся в критических состояниях, которую пытаются с разным успехом интерпретировать знатоки и любители. А сохранившиеся только здесь островки старых книг? Это ж воистину кладбище позабытых кораблей! И здесь тоже можно найти сокровища! Вот потрёпанный томик »Виконта де Бражелона». Он помнит девичьи слёзы восьмидесятых годов, помнит свою эксклюзивность, ведь чтобы обрести это вожделённое счастье нужно было сдать 20 кг макулатуры, отстоять в пункт приёма несколько ночей, полчить талон и найти магазин, где эту книгу можно было купить, так что не только юных дам, но и вполне крепких мужчин пробивала слеза. А все эти старые книги советских времён с советской символикой, с бравыми пограничниками с пятиконечными звёздами на ушанках, жизнерадостные Глафиры с внушительными бюстами возле бидонов и фотогеничных коров, а все эти пахари, сталевары, плотники. Вся эта макулатура тихо лежит обессиленными кучками никому не нужного хлама, создавая лишь одну иллюзию - иллюзию массовости. Всегда в моде остаётся фантастика - истории вне времени, вне связи с живущим ныне вождём, установками и ценностями... И всё-таки их жаль. Это, как люди, когда востребованные и нужные, а сейчас потерянные и забытые, вычеркнутые напрочь из сегодняшнего дня, как старики тихо доживающие никому не нужную жизнь, чьи случайно встреченные глаза приводят в смущение, вызывая чувство вины, словно ты совершил что-то не совсем хорошее и правильное, или это предчувствие своей судьбы, терпеливо поджидающей тебя за очередным поворотом...

А ещё есть книжки априори стоящие вне времени. Если в твоих друзьях случайно затешется Пушкин, Наполеон или Сальвадор Дали, то последующие поколения взахлёб будут читать вашу, теперь, наверное, электронную, переписку, судорожно выискивая что-то гениальное между строк. Мне повезло обнаружить такое и вот в моих вспотевших ладошках »Друзья Пушкина» Переписка. Воспоминания. Дневники. Впереди увлекательное занятия - подсматривание в замочную скважину за Александром Сергеевичем в бессмысленной попытке понять, как же так, такой раздолбай и гений. И чудится где-то за спиной его ироничная улыбка и озорной взгляд, ведь он ещё при жизни чувствовал назойливый интерес грядущих поколений, обречённых попыток препарировать чудо, разложить на запчасти природу его гениальности...

+ + +

За окном размазанная по стеклу темнота и теряющийся на периферии сознания шум машин с МКАДа. На стене палаты часы обессиленно наматывают чёрт-те знает какой круг, как-то неуверенно перебираясь от цифры к цифре, словно партизан, раздумывающий толи бесславно сдаться врагу, то ли войти в легенду, а за

одно и в иной мир. Отделение, словно уставший за день улей, монотонно жужжа готовится ко сну. Дневная усталость даёт о себе знать. Все разговоры о болезнях, преимущественно своих рассказаны, таблетки мерно перекочевали в желудок и покоятся где-то там на его дне, превращаясь в чистую субстанцию и обычное говно. Дежурный врач, в образе неполовозрелой красной шапочки, в коротком халатике и метровых шпильках, озадаченным иноходцем проскакала к кроватке и озадачилось давлением, пульсом и моими остальными физиологическими потребностями, с таким вниманием смотря мне в рот, что поневоле стало стыдно, почему же мне это давно уже не интересно. Вопрос профессионального живодёра или поклонника садомазосадомаз »как себя чувствуете? », на что так и подмывает сказать »Да хреново, душа моя!» Засунь тебя в одиночную камеру и привяжи к кровати, каково тебе будет! Но есть ролевая игра - врач больной, в которой один спрашивает, делая вид, что ему жутко интересно, а второй воодушевлённо врёт, что ему всё хорошо. Оба искренне улыбаются и разве что не хлопают в ладоши от счастья... Все эти умильные гляделки заканчиваются традиционным, а не выпить ли нам таблеточку, сделать укольчик или клизму, чтобы ты сволочь заткнулся и дал поспать уставшему за день доктору ибо уставший доктор, это уже не доктор, преступник, вооружён и очень опасен. Могут быть жертвы, иной раз многочисленные, это ведь не хухры-мухры, а орудие массового поражения! Сестра с добрым взглядом жизнерадостного вампира появляется за спиной словно валькирия, этакая богиня возмездия по кастрации длинных необоснованных жалоб, карающая десница в руках красной шапочки, отыгрывающийся за всех женщин климактерического периода, забытых мужчинами на поворотах судьбы, обещавших, но так и не удосужащихся вернуться... Вот хлопнула дверь, переместив этих красавиц по другую сторону клетки - в коридор. Можно с облегчением вздохнуть, расслабив уши и анус. Пронесло!..

Вечерний коридор отделения в добрую четверть километра заполнен персонажами из Босха. Вот семенит, подтягивая приволакиваемую ногу дядечка в налобной повязке с надписью СССР. На боку сумочка с монитором, торс обвит разноцветными проводами, а опасно тлеющий в глазах маньячный огонь выдает фаната Холтеровского мониторирования, вступившем на тропу войны. Такого лучше не трогать, как дурака на дороге, замри и пропусти, своя жизнь дороже. Мерно дифелирующие матроны беседуют о половой жизни до 1917 года, верности Ильичу и конской силе Геннадия Малахова. Они тоже не любят вклинивающихся в их беседу, считая всех умственно отсталыми и не стоящими их внимания. Тихо сопит в кресле повелительница швабр тётя ГЛаша, весь день пытавшаяся протереть насквозь профессиональный линолеум, павшая в неравной борьбе, чей молодецкий храп мелодично позвякивает окна в буфете. Загадочно и как-то трагично темнеют на стенах картины, повешенные лежавшем здесь художником больше полувека назад. Наверное, ждут, когда станут дорогими раритетами, озадачивает одно, сумеют ли они это сделать до конца света. Задумчивый пыхтящий тэн, словно сквозь зубы, цедит в кружку разваренный чай, который в камасутре с мёдом и нарезанным лимоном даст замечательный бодрящий напиток, а то повышенная сопливость так и норовит волшебным образом превратиться в ОРЗ... Наверное, пора переходить к самой лучшей составляющей нашей жизни - сну, только так мы можем придвинуть следующий день, волнующее завтра спрятанное от нас в закромах грядущего времени, такое близкое и неуловимо далёкое...

+ + +

Самая большая дилемма в больнице, должны ли твои близкие быть в курсе твоих болезней. С одной стороны это знание на саму болезнь совершенно никак не влияет, а вот близкие начинают нервничать и переживать, за тебя идиота с другой стороны, наверное, довольно странно делиться всем этим с посторонними людьми. Наверное, здесь, как и везде важна полуправда, особенно, если ты сам можешь со всем справиться. Болезнь, сродни ощущениям садо-мазохиста, засасывает, не успеешь обернуться, и вот самое приятное в твоей жизни поговорить о своей родной болезни с разбором полётов - правильности лечения, а не купить ли чего ещё в аптеке и что пишут обо всём этом добрые люди из интернета. Болезнь, как новая машина, захватывает целиком и сразу, рождает зуд купить всякие новые фентиклюшки, свято веря в то, что это обязательно поможет и разочаровываясь при этом каждый раз... Лишний раз убеждаешься на каком волоске мы все висим и иллюзия управления своей жизнью всего лишь иллюзия...

+ + +

Пребывание в больнице во истину медитативно.... Один с азартом слушает свой пульс, число экстрасистол в минуту для него гораздо важнее курса рубля и количества мин найденных в Пальмире, другой увлечённо подсчитывает число вояжей соседа в сортир, самой главной передовицей в отделении является меню, вторым человеком после зав. отделения - буфетчица, а раскладывание таблеток превращается в занятный пасьянс, где ошибки непростительны. Воскресные посещения больных сродни появлению родителей двоечника в школе. Родственники чувствуют себя почти также неудобно, вроде как, давненько не захаживали и вот к чему всё это привело. Все вопросы решаются быстро, каждый понимает почему и зачем он здесь, и спешить побыстрее разбежаться в разные стороны по добру по здорову... )) Ну, не будем Вам мешать, у Вас тут процедуры и капельницы, да и у нас свои дела ждать особо не могут. Каждый уходящий, как и на кладбище, подсознательно радуется, что это не он здесь и, вздохнув полной грудью, вываливается в кипящую за дверями больницы жизнь. И дело тут не в гадких свойствах характеров приходящих, а в благоустройстве человека, умеющему радоваться за другого... )) Правда, для посещаемых это всё же радостное событие. Скоромный стол украшается фруктами, кто-то балдеет от пристального внимания, словно прыгун на вершине трамплина, для кого-то это вести с фронта - что там, дома, не устали ли ждать его... И, пожалуй, самое главное. В выходные больница становится человечней, словно запах родного дома случайно залетевший из далёка, чтобы не дать уснуть нашей памяти...

+ + +

Ночной звонок из Нью-Йорка:

– Привет, Серж! Тут ФБ донёс, что ты помирать собрался!

– Здорово, Юр! Ты чего не спишь?

– Так у нас только четыре часа!.. А чтоб ты сдох!

– ???!!!

– Это я не тебе... Полицейский... Чувствую, дорого ты мне, Марчук, обойдёшься....

Разговор прервался, сижу и жду, когда перезвонит...

+ + +