Сабля атаманаРассказы(пер. с марийского)

Васин Ким Кириллович

— Подпустим красного петуха, — ответил Павел Гордеевич.

Каврий засмеялся:

— Красному красного петуха! Здорово! Ха-ха-ха!

— А самого уберешь ты, собственной рукой, — продолжал Павел Гордеевич.

«Его самого… Илью… Отца… — мелькнуло в голове мальчика. — Отца убить, а наш дом поджечь?..»

Якуш осторожно раздвинул ветки и увидел обоих собеседников. Оба одеты по-военному: Каврий в шинели и мохнатой шапке, Павел Гордеевич в кожаной тужурке и военной фуражке с блестящим козырьком.

— Ваши люди

прибыли? — спросил Каврий.

— Здесь, в овраге, хоронятся до времени, — ответил Павел Гордеевич.

Якушу стало жутко, он задрожал всем телом.

«Отца убьют, дом сожгут. Надо скорее бежать к отцу, он что-нибудь придумает».

Но тут, совсем рядом, стоят Каврий и Павел Гордеевич. Шевельнешься — заметят.

— Можно начинать, — сказал Павел Гордеевич. — Мы ждали только тебя.

— Я перед вами, господин прапорщик!

— Тсс! Не забывайся, Гавриил Константинович. Я теперь не господин прапорщик, а гражданин революционер, идейный анархист, друг трудящегося крестьянства. Тебе советую тоже аттестовать себя перед мужиками революционером. А чины и звания оставим для будущих времен. Понял?

— Так точно, понял.

— Тогда — за дело, — решительно сказал Павел Гордеевич и насмешливо добавил: — Послужим народу.

Они отошли от куста.

Якуш опустился на четвереньки и полез под елками.

Впереди кто-то шевельнулся; невидимый человек чиркнул спичку, прикурил. В тот же момент Якуш увидел еще один красный глазок цигарки.

«Только бы не заметили, — думал мальчик. — Только бы пробраться через овраг…».

Почти не дыша, он кружил между кустами и деревьями, не задев ни одной ветки, не зашуршав, не наступив на предательский сухой сучок.

Только выбравшись на другую сторону оврага, Якуш оглянулся назад. Кругом было тихо и темно. Тихо в темной деревне, тихо в темном овраге, как будто там нет ни одной живой души. Сплошные тучи затянули небо, и стало еще темнее.

Вдруг ослепительно вспыхнула молния, грянул гром, потом еще молния, и мальчику показалось, что с раскатом грома слился грохот выстрела.

Якуш вскрикнул и со всех ног понесся по улице. Только перед исполкомом он заметил, что у него в руках нет узелка с отцовским ужином — то ли забыл в ельнике, то ли выронил, когда бежал…

* * *

Волисполком помещался в двухэтажном здании бывшего волостного правления. В первом этаже теперь находилась библиотека, а исполком занимал верх. Обычно, когда уже во всей деревне потухнут огни, из исполкомовских окон льется свет. Но сегодня на всем этаже освещено только одно окно.

В исполкоме пусто, часть работников ушла на фронт, часть — с продотрядом на ликвидацию банды, и только за одним старым, ободранным канцелярским столом сидит отец Якуша — председатель волисполкома, — худощавый человек в солдатской гимнастерке.

Во всем исполкоме остались он да еще волисполкомовский сторож,

дед Пекташ, а работы по горло.

Перед председателем целая кипа бумаг, а за каждой бумагой какое-нибудь дело. Вот приказ из центра о том, чтобы часть собранного по продразверстке хлеба выдать беднейшим семьям. Сегодня же ночью надо составить списки бедняков, не имеющих своего хлеба, а то деревенские богатеи уже ведут исподтишка по селу злые разговорчики, стращают бедняков голодной смертью.

Другая бумажка извещает о том, что мобилизованный в Красную Армию Мидяшкин Каврий дезертировал и его следует разыскать и предать революционному суду…

Илья Трофимович совсем измотался от бессонных ночей, но у него даже в мыслях нет уйти домой или прилечь и заснуть: сейчас не время для отдыха.

Чтобы не так одолевал сон, Илья Трофимович потихоньку напевает:

Смело мы в бой пойдем За власть Советов И как один умрем В борьбе за это!

Бежит, отсчитывая быстрое время, неутомимая стрелка на часах. Когда она добралась до цифры одиннадцать, распахнулась дверь, и в комнату вбежал запыхавшийся Якуш.

Забыв затворить за собой дверь, задыхаясь, он бросился к отцу:

— Отец! Отец! Тебя хотят убить!

— Что? Что ты говоришь? — вскочил отец.

Якуш, задыхаясь и сбиваясь, рассказал о том, что он услышал и увидел в овраге.

Отец заставил его еще раз повторить рассказ и потом задумчиво проговорил:

— Значит, Каврий здесь. Очень хорошо! А кто же этот Павел Гордеевич? Откуда он явился? Собирается проклятое коршунье. Но все равно будет по-нашему! Все равно мы их одолеем!

Отец подошел к телефону и крутанул ручку:

— Что за черт? Не отвечает.

Отец крутил ручку, кричал в телефонную трубку — аппарат молчал.

— Верно, перерезали провода, — сказал отец и бросил трубку на рычаг.

Илья выглянул из открытой двери в коридор и позвал:

— Пекташ! Иди сюда!

На его зов прибежал исполкомовский сторож.

— Звал меня, что ли? — заспанным голосом спросил он. — Что-то спать хочется. К дождю, что ли?… Да, по всему похоже, будет гроза.

— Еще какая, — сказал отец. — Ты вот спишь, а в селе банда.

— Банда?.. — испуганно переспросил Пекташ.

— Вот что, брат. Я тебе дам записку, доставишь ее в соседнее село военкому. Пойдешь?

— Пойду, пойду, — согласился сторож; сон у него как рукой сняло. — Мне ведь от бандитов тоже не поздоровится. Меня богатеи живьем готовы сожрать за то, что я разыскал, где они хлеб прячут.

— Тогда не мешкай. Седлай коня и скачи.

Илья Трофимович черкнул на лоскутке бумаги несколько слов, вложил в конверт, прихлопнул печатью и отдал пакет Пекташу.