Сабля, птица и девица
Шрифт:
Для полноты картины Вольф рассказал еще и что под топор правосудия попадают не только настоящие колдуньи, но и всякие случайные бабы по ложному оговору. Здесь Ласка нисколько не удивился. Какое может быть праведное правосудие у неправославного духовенства?
В отношении местных европейских традиций Ласка придерживался правила, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но никоим образом не собирался исполнять на чужбине обязанности блюстителя местных порядков и, тем более, палача.
— То есть
— Я обещал и с ведьмами не ложиться, — сказал Ласка.
— А еще с кем?
— С жидовками и с татарками.
— Если очень надо, в Париже можно достать мавританку. Или я могу покраситься, что не отличишь.
— Не надо, — обрубил Вольф, — Мы не за этим приехали.
За столик села Колетт, свеженькая, как будто ночью изо всех сил выспалась.
— Доброе утро, красавчики.
— Колетт, можно я следующей ночью лягу с Лаской? — спросила Амелия.
— Нельзя, — нахмурилась Колетт, — Ты невинная девушка. Я бы попросила ее не портить. У нас на это событие свои планы.
Амелия демонстративно облизала губы и провела языком за щекой. Ласка не понял, Вольф улыбнулся краем рта, а Колетт нахмурилась.
— Ты как первый раз во Франции, — сказала Амелия, глядя на Ласку, — Хочешь, я под мавританку покрашусь?
— Первый раз, — ответили Ласка, — Батя говорил, что за морем черные люди живут, но никаких мавританок я даже на картинках не видел. И не жалею. Девица должна быть личиком белая, щечками румяная, а не черная как черт.
— Что за шутки с мавританками? — строго спросила Колетт.
— Он обещал родителям, что не будет ложиться с католичками, с ведьмами, с татарками и с жидовками, — сказала Амелия.
— Точно? — Колетт посмотрела на Ласку.
— Вот те крест.
— Долго ты в пути?
— С Пасхи.
— И с кем ты ложился?
— Ни с кем.
— Колетт, перестань, — сказал Вольф, — Мы сюда по делу приехали, а не для…
— Любви?
— Совершенно не для любви.
— Как можно приехать во Францию не для любви?
— Немцу можно.
— Из тебя немец, как из меня монашка. У тебя на наглой морде написано, что ты вор и аферист. Соблазнил бедную девушку.
— Кого? — удивился Вольф, — Это ты тут бедная девушка?
— Ах да, ты точно немец. Прикинул, сколько мне лет, прикинул, сколько у меня денег и не стесняешься мне бросить это в лицо.
— Entschuldigen Sie.
— И такой мерзкой фразой ты извиняешься? Нет, чтобы сказать «excusez moi».
— Другие в знак уважения шею гнут, а немцы язык ломают, — сказал Ласка, — Такое без особого желания не выговоришь.
— Согласна, — кивнула Колетт, — Итак, что вы здесь хотите украсть?
— Почему украсть-то сразу? — возмутился Вольф, а Ласка опустил глаза.
— Вы что, сюда на заработки приехали? Или
— Черт, — Вольф сделал паузу и решился, — Нам нужен конь.
— Тот, про которого я рассказывала? Так его хозяин забрал.
— Нет. Обычный черный дестрие. Породистый жеребец.
— Серьезно? Где вы, и где дестрие? Кто из вас цыган? Вы представляете, что это за кони? С ними надо заниматься с раннего возраста. Просто взять и увести из-под рыцаря боевого коня не по силам никому, кроме, может быть, другого рыцаря. Или цыгана, если уж на то пошло.
— Я говорю по-лошадиному, — признался Ласка.
— Кто тебя научил? Разве люди могут говорить с лошадьми? — удивилась Колетт.
— Дар Ужиного короля моему далекому предку. Передается по мужской линии.
— О! Тогда какой-то шанс у вас есть. Поедем обшаривать конюшни мелких рыцарей, вдруг у кого дыра в заборе?
— Нет. Нам нужен жеребец королевских кровей из королевской конюшни.
— Готовы из-под короля увести?
— Можем. Но я бы не стал. Боевого коня из-под кого-то уводить последнее дело. Их надо жеребятами брать.
— Поэтому мы хотим увести коня не от самого короля, а из королевской племенной конюшни. Говорят, одна есть где-то тут, в паре дней пути от Парижа, — добавил Вольф.
— Могу, наверное, помочь, — задумчиво сказала Колетт, — Но в обмен на что?
— Должен буду, — ответил Вольф и подмигнул.
В тот же день все вчетвером, с Колетт и Амелией, переехали из парижской корчмы на постоялый двор на большой дороге, где селились купцы, ведущие дела с королевской племенной конюшней. Заведение большое, приличное и не дешевое.
Вольф сразу же вызвался пойти на разведку. Не было его один день и одну ночь. Вернулся.
— Конюшня здесь не в смысле здание, как конюшня при замке или постоялом дворе, — сказал он, — Целое огромное хозяйство со зданиями и площадками. Вокруг стена. Не крепостная, но лошадь не перепрыгнет.
— С пастбища угоним?
— С пастбища я бы коня воровать не взялся. Среди бела дня тем более. Там пастухи и охрана верхом. Мне от них верхом не уйти, а тебе — не знаю. На своем коне под седлом ты бы, наверное, ушел. Но на краденом без седла — не верю.
— Ладно. У нас на Руси тоже такого нет, чтобы конокрады средь бела дня у пастухов коней уводили. Если только ватагой да весь табун, но это не наш случай.
— Не наш. Поэтому уведем ночью из-под крыши. Там вокруг стражи видимо-невидимо. Видимо — это караулы, пейзаж украшают. Невидимо — это настоящая стража и есть, которая от воров.
— Как тогда мы внутрь попадем? Как коня выведем? — спросил Ласка, — Ведь знать бы еще какого. Да боевого коня чтобы вывести, взнуздать надо и не веревочкой.