Сад для вороны
Шрифт:
Если так вспомнить, в «Деле» самым известным артистом был господин Лянь. В том, несмотря на множество наград и заслуг, ни грамма чванства. Честный и душевный человек сумел пронести свои лучшие качества через все ступеньки лестницы славы.
Исполнители главных ролей, Жуй Синь и Чжу Юэ, звездный статус получили только после ролей принца-поэта и куртизанки. Исполнители второстепенных ролей на старте драмы имели «калибр» и того меньше. Короче говоря, у Лотоса не было средств на огромные гонорары. Экономили они.
«Шелест осенних листьев»
А тут эта… примадонна второстепенных ролей. Черт с ней. И все демоны нижних планов. Меня уже обвязывают и пристегивают. Тросов четыре: два идут вверх, еще два тянутся вниз. Если бы нужно было из стороны в сторону двигаться в воздухе, тросов было бы еще больше. Лебедки установлены, специально обученные люди к ним приставлены.
Тросы, как элемент искусства, в Поднебесной применяли еще в древности. В театре теней: на полупрозрачном экране под источником света двигались фигурки из бумаги или тонкой кожи. Марионетки имели подвижные (с помощью нитей) части.
«Кино» на языке моей новой родины пишется двумя иероглифами, что в дословном переводе означают: «электрические тени». Прослеживается некая связь, не правда ли?
Тросы в (относительно) том виде, что сегодня понесут меня, в Срединном государстве применять начали в тридцатых годах двадцатого века. Это я знаю благодаря Чу: наша добрая хризантема убеждала маму в том, что это технология, отработанная давным-давно. С «Сожжения храма Красного лотоса» невидимые (зрителю) тросы с успехом применяются киношниками. То бишь, еще со времен черно-белого кино.
Тогда уже дорисовку (вручную на пленке, не спрашивайте, как — как-то) применяли, так что герои вполне могли лупить друг друга молниями. Но актеров, бегущих по воздуху или даже сражающихся на высоте, не «подрисовывали». Их подвешивали на страховочных тросах.
Почти как в этот раз одну подплясывающую от воодушевления и нетерпения «птичку». Только сейчас и тросы тоньше, но при этом прочнее, и приспособлений вспомогательных больше. А суть — одна.
Кира Воронова неоднократно прыгала с парашютом. Азарт и ощущение полета — неописуемый восторг. С тросом — почти то же самое, но всё же иное удовольствие. Правда, побелевшие от напряжения мамины пальцы слегка гасят предвкушение.
Это эгоистично, но я отвожу взгляд. Позже у нее добавиться лишний повод для гордости за дочь. А пока: извини, мам. Этот птенчик уже достаточно вырос, чтобы разочек вылететь из безопасного гнезда.
— Готова, Мэйли? — спрашивает режиссер Ке.
— Да! — бодро киваю.
— Камера, мотор, начали.
«Полетели», — добавляю мысленно.
Сначала об пол: он «содрогается» от удара охваченного пламенем булыжника. Нет, конечно, это позже дорисуют. Но покачнуться и упасть надо всамделишно.
Затем подняться: ведь падения героев для того и созданы, чтобы герой превозмогал и подымался. Тут
Одновременный звон всех уцелевших драконьих колокольчиков совпадает с падением — спиной вперед — принцессы Цзыюй.
Я лечу! Взмывают, распахиваются рукава — традиционно широкие.
Шок-испуг-удивление. Краткий миг на каждую из эмоций. Кувыркнуться в воздухе, чтобы оказаться не спиной, а ножками вниз.
Сейчас будет рывок…
— А-а-ай! — вскрик бьет по нервам, точно хлыст.
Но в сценарии этого нет. Беда? Что-то с тросами? Голос не мамин, его я узнаю из тысячи. Камера сверху ловит каждое движение. Нельзя показать, что что-то не так.
Рывок!
А он резче, чем я ожидала. Стабилизироваться. Детский восторг в глазоньках.
Всё, дальше относительно плавный спуск.
— Стоп, снято! — в рупор. — Перерыв. Тросы пока можно отстегнуть. Готовьте лестницы. Какая дура орала?! Кто чуть не запорол мне этот дубль?!
Впервые слышу, чтобы сухарь так орал. Он разошелся так мощно, что даже рупор отложить забыл. И теперь вся округа в курсе, что у нас тут какое-то происшествие.
Впрочем, это почти что норма на съемочных площадках.
Пока техники сооружают конструкцию из лестниц и ткани, успеваю пробежаться до верха. Ке-Кхе сегодня высоко сидит, далеко глядит.
Чу только и успевает вскрикнуть:
— Куда?.. — и устремиться следом.
Понимаю ее изумление. После забега наверняка придется поправлять грим. Но и не выяснить, что там произошло, я тоже не могу.
Ибо нехрен! Мне чуть сцену полета не испортили. Звук-то лишний уберут. А вот если бы я отвлеклась? Хотя бы веки не так дрогнули или на источник звука бы рефлекторно дернулась?
Знаете, что это было? Это Ши якобы что-то сделали с шеей в процессе массажа, что сдержаться от крика боли было решительно невозможно.
— Такая страшная боль, — причитала «несчастная». — Это было покушение! Ваша сотрудница могла меня искалечить. В случившемся только ее вина!
Обвиняемая с низко опущенной головой сложила руки в области живота. Стояла, дрожа, как осиновый лист на ветру.
— Госпожа Ши, успокойтесь, — это вроде бы помощник продюсера. — Уверяю вас, никто не желал причинить вам вред. Мы разберемся…
— Пока вы разбираетесь, меня здесь задушат! — гордо вскинутая голова «примадонны» с моего угла забавно смотрится: ноздри такие широкие, что хочется сравнить с пятачком. — Она потянула мое ожерелье. Я могла задохнуться!
Нет, так-то она привлекательна. Даже можно красивой назвать. Но с эмоциями перестаралась: здорово переигрывает.