Сад Финци-Контини
Шрифт:
— Хорошо идет, воскликнул я. — Какой он фирмы?
Он американский, ответил Перотти, повернув ко мне лицо, на котором появилось то особое выражение презрения, за которым крестьяне часто прячут восхищение. — Он тут уже сорок лет, но выдержит хоть целый полк.
— Наверное, это Вестинхауз, — сказал я наугад.
— Ну… не помню точно… что-то вроде этого, — проворчал он в ответ.
И он стал мне рассказывать, как и когда лифт установили. И только резкая остановка кабины заставила его прервать свой рассказ, что он сделал с видимым неудовольствием.
В том состоянии души, в котором я находился в эти минуты, — а я был спокоен
Я подошел к кровати и остановился в ногах, положив руки на спинку. Миколь была укрыта одеялом только по грудь. На ней был темно-зеленый пуловер с высоким воротом и длинными рукавами, золотой медальончик-шаддай блестел на темной шерсти, за спиной у нее были две подушки. Когда я вошел, она читала — французский роман, как я успел заметить по бело-красной обложке — и, наверное, это чтение, а не болезнь вызвало на ее лице следы усталости. Нет, она была красива, она всегда красива, говорил я себе, оправдывая ее, а сегодня она красива и привлекательна, как никогда.
Рядом с кроватью, у изголовья, стоял столик на колесиках из орехового дерева с двумя полочками: на верхней стояли зажженная настольная лампа, телефон, красный керамический чайник, две белые фарфоровые чашки с золотой каймой и альпаковый [19] термос. Миколь наклонилась, положила книгу на нижнюю полку и пошарила рукой в поисках выключателя, который свисал с противоположной стороны. Бедняжка, сказала она вполголоса, и нужно же было заставлять меня так долго скучать! Свет наконец зажегся, и она удовлетворенно вздохнула.
19
Альпака — сплав меди, никеля и цинка.
Она говорила, как обычно, даже больше, чем обычно, на своем собственном языке, на «финци-континийском», о «мерзкой» простуде, из-за которой лежит уже четыре дня, о таблетках аспирина, с помощью которых она, тайком от папы, а еще больше от дяди Джулио, ярого врага всех потогонных средств (их послушать, так они вредны для сердца, но ведь это неправда!), пыталась, хотя и безуспешно, ускорить выздоровление; о бесконечных тоскливых часах, проведенных в постели, когда ей ничего не хотелось делать, даже читать. Да, о чтении: когда-то, в те дни, когда ей было лет тринадцать и она болела всегда с высоченной температурой, она могла проглотить за несколько дней толстенные книги, такие, например, как «Война и мир» или все тома «Трех мушкетеров», а теперь, когда она слегка простужена, ей едва удается прочитать какой-то тощий французский романчик, где и текста-то почти нет.
— Ты читал «Избалованных детей» Кокто? — спросила она, доставая книжку с полки и протягивая ее мне. — Очень неплохо, даже шикарно. Но вот помнишь «Трех мушкетеров», «Двадцать лет спустя», «Виконта де Бражелона»? Вот это были романы! И будем откровенны, гораздо «шикарнее».
Вдруг она замолчала.
— Ну что ты там встал? Боже мой, ты, как ребенок! Возьми-ка вон то кресло! — она показала, какое именно. — А теперь садись рядом
Я поспешил выполнить все указания. Но оказалось, что этого недостаточно. Теперь я просто должен был что-нибудь выпить.
— Что тебе предложить? — спросила она. — Хочешь чаю?
— Нет, спасибо, — ответил я. — Я не пью чай перед ужином. Когда пьешь воду, исчезает аппетит.
— Может быть, немного скивассера?
— Но ведь все равно, что пить.
— Он горячий! Если я не ошибаюсь, ты пробовал только летний вариант, холодный, со льдом. Он, строго говоря, неправильный, просто малиновая вода.
— Нет-нет, спасибо.
— Боже мой, на тебя не угодишь, — вздохнула она. — Хочешь, я позвоню, и тебе принесут аперитив? Мы никогда не пьем аперитивы, но думаю, что у нас должна быть бутылочка «Кампари». Перотти, добрая душа, конечно, знает, где ее найти.
Я покачал головой.
— Ну, ты ничего не хочешь! — протянула она разочарованно. — Что ты за человек!
— Я бы не хотел…
Я сказал: «Я бы не хотел», а она вдруг расхохоталась.
— Почему ты смеешься? — спросил я, немного обидевшись.
Она смотрела на меня, как будто видела в первый раз.
— Ты сказал: «Я бы не хотел», совсем как Батлеби, точно с таким же лицом.
— Батлеби? А кто этот господин?
— Сразу видно, что ты не читал рассказов Мелвилла.
Я сказал, что читал только «Моби Дика» Мелвилла в переводе Чезаре Павезе. Тогда она захотела, чтобы я встал, подошел к книжному шкафу между окнами, взял оттуда томик с «Рассказами на площади» и принес его ей. Пока я искал книгу, она рассказывала мне сюжет. Батлеби был переписчиком, переписчиком, которого нанял известный нью-йоркский адвокат (прекрасный специалист, деятельный, способный, либерал, «один из тех американцев прошлого века, которых так хорошо играет Спенсер Трейси» [20] ), чтобы он переписывал текущие дела, судебные постановления и всякое такое. Так вот, этот Батлеби, пока ему поручали что-нибудь переписывать, усердно работал, но как только его работодателю приходило в голову поручить ему что-нибудь другое, например, подшить копию к оригиналу или сходить в киоск на углу улицы и купить марку, он категорически отказывался, он просто уклончиво улыбался и отвечал вежливо, но твердо: «Я бы не хотел…», совсем как я.
20
Спенсер Трейси — американский киноактер (1900–1967).
— А почему? — спросил я, возвращаясь с книгой.
— Потому что ему нравилось быть просто переписчиком. Переписчиком и все.
— Но подожди, — попробовал я возразить. — Я думаю, что Спенсер Трейси, ну, этот адвокат, хорошо ему платил.
— Конечно, — ответила Миколь, — но это не имеет значения. Платят за определенную работу, а не просто человеку, который должен делать все на свете.
— Я все-таки не понимаю, — продолжал настаивать я. — Адвокат нанял этого человека как переписчика, это правда, но, я думаю, он хотел, чтобы ему помогали и в других делах. Что он такого хотел, в конце концов? Дополнительная работа на самом деле оказывалась полезным развлечением. Для человека, который весь день сидит и пишет, пройтись до угла улицы за маркой — это просто полезное развлечение, необходимый отдых, просто прекрасный случай немного размять ноги. Нет, я все-таки не понимаю. По-моему, Спенсер Трейси был совершенно прав, когда предполагал, что этот твой Батлеби не станет сидеть весь день сиднем, а будет время от времени выполнять его мелкие поручения.