Сад лжи. Книга первая

Гудж Эйлин

Рэйчел следила за тем, как в ярости Дэвид меряет шагами ковер, расстеленный в ее маленькой гостиной. Конечно, думала она, Дэвид прав. Доктор Петракис становится прямо несносен — одна ужасная история за другой. Пусть он и заведующий гинекологией, его давно следовало выгнать отсюда. Настоящий буйный алкоголик — такого и в санитары не взяли бы…

Но сосредоточиться на Петракисе она все-таки была не в состоянии. Ее одолевали мысли о своем будущем ребенке. Как преподнести все это Дэвиду? Она даже решила, что лучше, пожалуй, написать письмо и сунуть ему в карман, когда он будет уходить. Что-нибудь в таком роде:

„Дорогой

Дэвид! У меня есть для тебя… пациентка. У нее примерно восемь недель беременности. Она скорее всего типичная психопатичка…"

Неужели сохранять беременность в ее случае — безумие, спрашивала она себя, свернувшись калачиком на диване и держа руку на животе, словно прислушиваясь к тому, что происходит там, внутри. Рэйчел прекрасно понимала, что пока не может ровно ничего чувствовать. Но тем не менее все-такиприслушивалась. Ей казалось, что изнутри исходит какое-то особое тепло, своего рода сияние, как из освещенного окна, говорящего прохожему, что дома кто-то есть.

Только вот поймет ли ее состояние Дэвид? Она вспомнила, как он говорил, что больше всего ценит в ней твердость, делавшую ее не похожей на других представительниц женского пола, обычно отличающихся слабоволием и сентиментальностью. Не воспримет ли он ее стремление сохранить ребенка как проявление именно этих женских качеств?

Но, черт побери, я ведь к этому совсем не стремилась! И он это знает.

Впрочем, приглядываясь к нему сейчас — глаза, сузившиеся до размера зеленых щелочек, лицо, перекошенное от гнева, стремительные шаги, оставляющие на ее старом ковре все новые и новые „холмы", — она начинала серьезно в этом сомневаться.

Ей, значит, придется оставить эту свою уютную квартирку в Виллидж, к которой она так привыкла, хотя на пятый этаж нужно подниматься пешком, а комнаты настолько тесные, что скорее напоминают большие почтовые марки, и перебраться к нему? Рэйчел особенно нравилось делить жилье с Кэй Кремпел, дипломированной медицинской сестрой, с которой они познакомились в Беллвю и стали хорошими друзьями — во всяком случае, им всегда бывало весело вдвоем. Эту квартиру подобрала и по существу подарила ей мама, настоявшая на том, что все оплатит и организует, и она же предложила счистить всю краску с потрескавшихся и выщербленных стен, впервые покрашенных, должно быть, еще на заре палеозойской эры, освежить лепку и оставить все деревянные конструкции в их естественном виде. Затем квартиру заставили растениями в терракотовых мексиканских горшках, недорогой мебелью из ротанга с полосатыми салфетками и подушками на диванах, а к потолку в каждой комнате подвесили вентиляторы. Рэйчел называла их гнездышко „Касабланкой ранней поры", и единственным ее желанием было, чтобы мама перестала проводить там чересчур много времени.

„Да ты что, с ума сошла? — обрушилась она на самое себя. — Конечно, ты переедешь отсюда к Дэвиду. А как же еще?"

— …да этот человек просто маньяк. Чертов маньяк! Какие там, ко всем матерям, обращения в суд из-за неправильного лечения! Его надо брать и арестовывать. Будь у меня влияние на правление, я бы…

Дэвид остановился посреди комнаты, подошел к незанавешенному окну, выходящему на Гров-стрит. Днем, стоя тут, можно было вдыхать волшебный аромат итальянской пекарни, видеть, как из антикварной лавки выносят старинные комоды, или наблюдать за парочками, забегавшими перекусить в бистро „У Пьера".

Сейчас,

однако, за окном было темно. Единственное, что видела Рэйчел, это туманное отражение Дэвида в оконном стекле: высокий, отлично сложенный мужчина, темно-синие брюки со стрелкой и светло-голубой свитер, гладкая прическа… Ничего от входившей в моду небрежности в одежде и стиле жизни. Единственная уступка моде — туфли на босу ногу. Похоже, он только что сошел со страницы ежеквартальника для мужчин „Джентльмен Квортерли", где еще при желании можно прочесть подпись под фотографией: „ПРИНСТОН. ВЫПУСК 60 г.". Но видя сейчас, как контрастирует его гордый профиль с играющими на скулах желваками, следами напряженной внутренней борьбы с самим собой, Рэйчел не могла с растущей тревогой не подумать, что в Дэвиде с трудом уживаются два совершенно разных человека. Ей показалось: сейчас она узнает о нем что-то такое, о чем лучше никогда и не догадываться.

Она отвела взгляд от его лица, переведя глаза на маленькие мокрые круги на дубовом столике, где стояли их рюмки. Дэвид так и не прикоснулся к своей, как, впрочем, и она, и теперь весь лед растаял.

Рэйчел опустила ноги на пол и рывком встала.

— Пойду принесу еще льда, — произнесла она с наигранной веселостью. — Может, принести и какой-нибудь еды?

„Ничего, сейчас он успокоится — и я ему все скажу", — решила она.

— Ну, что там у нас в меню? — бросил ей вслед Дэвид, увидев, что Рэйчел замешкалась среди разбросанных перед стерео пластинок.

Она остановилась и с улыбкой взяла два альбома, подвернувшихся под руку: „Сюрреалистическая подушка" и „Беверли-Хиллз" в Ковент-Гардене". В этих альбомах в сущности заключается вся разница между ней и Кэй Кремпел.

Рэйчел тут же вспомнила свой выдержанный вполне в сюрреалистическом духе разговор, состоявшийся у нее утром с Кэй, перед тем как они разбежались. Она сидела в кресле, нахохлившись, с опухшими от слез глазами. Кэй стояла возле раковины, попивая большими глотками растворимый кофе, словно какой-нибудь гангстер в прокуренном салуне на Диком Западе, — в ореоле черных кудряшек, в белом брючном костюме, подчеркивающем ее пышную грудь, в сабо на толстой подошве.

— Я не берусь сказать, что именно тебе надо делать, — сказала ей Кэй. — Что бы ты ни решила, это должно быть твоерешение, исходящее из твоихинтересов, а не Дэвида, — она мрачно улыбнулась подруге, оторвав губы от большой кружки. — Знаешь, я всегда думала, что у нас, баб, есть в душе какой-то могильный камень, под которым мы хороним свои желания, уступая настояниям мужчин. Но они ведь, наверное, не могут там находиться вечно, правильно? Мы все же не забываем о том, что похоронено…

Вздрогнув при этом воспоминании, Рэйчел положила пластинки на место. Боже, Кэй, почему ты так уверена, что его и мои желания не совпадают?

Она внимательно посмотрела на приближающегося Дэвида: лицо улыбчивое, ни следа былого раздражения. В общем, подумала она, можно расслабиться.

Заглянув в холодильник, занимавший большую часть старомодно обставленной кухоньки, она пробежала глазами по полкам.

— Молоко. Яйца. Ореховое масло. Китайская лапша и остатки курицы. По крайней мере, вчера именно это я и ела, — пробормотала она, принюхиваясь к содержимому завернутого в фольгу блюда. — Пожалуй, лапшу лучше выкинуть. Похоже, у нее срок годности давно прошел.