Сад Поммера

Траат Матс

Анна хочет подготовиться к экзаменам на гувернантку. Что ж, почему бы и не подготовиться, — говорит отец, хотя планы дочери кажутся ему слишком возвышенными. Так хоть не заползут ей в голову черные мысли, здесь, в темном углу бани.

Женщины молча заняты своим — Кристина прядет лен, а дочь под жужжанье самопрялки повторяет латинские падежи. Необычные слова пробуждают странные мысли и сложные образы. Интересно, как по-латыни прялка? Да и знали ли римляне такую простую вещь? Пряли, небось, рабы, и у каждого из них было слово на своем языке. Так же, как есть много эстонских слов, для которых нет соответствия

в немецком или русском языке. Анна задумывается, можно ли точно перевести слово «любовь». Нет, нельзя, в переводе это совсем другая любовь, не та, прежняя. Смогла ли бы она перевести, к примеру, свою любовь на иной язык?

Она так усердно занята своим делом, что нет времени даже поесть. Она с таким же рвением учит язык, с каким занималась всем. Иногда она идет вместо отца на урок эстонского, учит детей арифметике и правописанию. Особенно много тратят сил дети именно на уроке правописания, диалект мешает правилам, и Анна безжалостно всюду искореняет деревенский говор, и свой и у школяров, как того требует учебная программа.

С детьми она ладит. Старшие еще помнят, как она учила их два года назад. За это время мальчишки заметно вытянулись, порой она ловит на себе задумчивый взгляд Юку Краавмейстера или Ээди Рунталя. Мальчишки исподтишка поглядывают на нее, обращают внимание на ее настроение, чтобы использовать в своих интересах.

Особенно нравится детям, что учительница играет с ними. На обеденной перемене Анна завязывает глаза Ээди Рунталю платком. Ээди ловит, раскинув руки. «Слепой козел, слепой козел!» — дразнит его Эрсилия, уклоняясь от его рук. Веселье в разгаре. «Слепой козел» сразу же кидается на голоса, но учительница и ученики прячутся за печь. Ээди стоит посреди класса и прислушивается, повернув лицо к окну. Все затаились. Ээди идет к печи, должен же он кого-нибудь поймать. Маленькая Хильда проскользнула перед самым носом у него. Ээди хватает тень, будто подстерегающая щука, его пальцы запутываются в цепи от часов. Верные часы Поммера качаются на стене. Подходит Анна, распутывает цепь и освобождает руки мальчишки.

— Учительница! — удивленно произносит «слепой козел».

Теперь Анна сама «слепой козел». Ээди обрадованно повязывает ей на глаза платок. Руки хватают пустоту, через белый шерстяной платок брежжит оконный свет, она тоже стоит посреди класса. И у нее мелькает странная горьковатая мысль, что она никого не поймает, что у нее нет никакой надежды поймать кого-либо. С одной стороны тикают медленные, ленивые часы, здесь стена, а в другой стороне — печь. У пространства и времени совсем другие измерения, когда глаза завязаны; платок щекочет хрящик носа.

Н-да, теперь она — «слепой козел». Долго ей еще ловить, копошиться в бесконечном пространстве, где она обнаженная и беззащитная?

Руки вытянуты, сердце ждет.

Amo, amas, amat… [10]

XXI

Но не все еще посевы Краавмейстера дали всходы.

Государственная машина работает медленно, исподволь и наконец выплевывает одну бумагу на государственном языке.

Писарь занес письмо в книгу и перевел, и Якоб Патсманн вертит в руке бумагу.

10

Люблю,

любишь, любит… (латинск.).

Н-да, письмо… Ежели бы его вовсе не было. Он не желает зла учителю, хотя и не был его учеником. И в тот раз, когда составляли жалобы и когда покойный Хендрик переводил письмо на господской половине в трактире, он, Патсманн, не присутствовал, выходил оба раза. Никто не может сказать, что он повинен в этом. Но вот — бумага здесь, в ладони.

Как сообщить об этом Поммеру? Наверняка что-то дрогнет в лице учителя, как это было с Хендриком Ильвесом, когда его присудили выселить из богадельни. Патсманн очень хорошо помнит, как задрожала щека лейб-гвардейца, прямо горе было смотреть. Что делать? До юрьева дня, правда, больше двух месяцев, но…

Волостной старшина смотрит в окно. По дороге проезжает человек из чужой волости, уши бурой ушанки, из чертовой кожи, болтаются. Лошадь вышагивает устало, тягуче, бока в катышках навоза, старая свалявшаяся шерсть на спине.

Каков хозяин, такова и лошадь. Такой мужичонка вечно в беде с волостными налогами и за версту объезжает всякое начальство. Он, Патсманн, таких знает!

Он провожает взглядом лошадь, пока она не скрывается из вида. Перед его глазами остается по-февральски белый сад Поммера и занесенный снегом, недостроенный школьный дом, похожий на пожарище.

— Юхан! — окликает он писаря. — Что ты думаешь об этом деле?

Голова писаря трясется.

— О письме насчет Поммера?

— А то о чем же?

Хырак не привык к нетерпеливому начальству. С Краавмейстером всегда времени хватало. На его гладком лбу появляются морщины.

— А нельзя ли как-то поправить это дело? — Якоб Патсманн сверлит взглядом бедного писаря. — Ты, как знаток, дай совет, что бы могла сделать волость…

— Волость ничего поделать не может. — Писарь закрывает книгу, чернила высохли. — Почему вы не спросили моего совета вовремя, когда жалобы строчили?

Патсманн вырывает из левой ноздри длинный, свисающий волос, глядит на свет и выбрасывает его.

— Мне эта история с жалобами никогда не была по душе, — говорит он.

— На пожелания крестьянского комиссара волость может не обратить внимания, если найдет, что их нельзя выполнять или это не на пользу, но назначить выборы нового школьного наставника — это приказ инспектора школ…

— Приказ, приказ! — злится Патсманн. — Говори яснее, что надо делать?… Что делать нам с новым школьным наставником? Старый еще в полном здравии, народ волости уважает его, к тому же волость в долгу у него…

Йохан Хырак трясет головой и улыбается.

— Клин клином вышибают.

— Хм, ты думаешь? — хмыкает волостной старшина. Затем он рукой сдвигает все книги и бумаги на столе и складывает их в кипу. Берет из ящика чистый лист бумаги и погружается в размышления.

Если клином, так клином. Одним словом — политика.

Хороший совет сейчас дорог.

— Как ты, Юхан, считаешь?

Обдумать и изложить на бумаге.

Крестьянин может стать и адвокатом, коль беда на носу.

Государственный язык и учтивость, как обстоят дела с ними?